Константин Ваншенкин - Прикосновенье

За лесом и за полем,
Там, где машин поток,
Ах, чем теперь заколем
Сиреневый платок?

Маленький городок.
Северный говорок.
Выцветшая луна.
Северная Двина.

Рябь темно-серых вод.
Музыка. Теплоход.
Девушка на холме.
Юноша на корме.

Зажглась улыбкой губ и глаз
От моего пустого слова
И вдруг нахмурилась — и враз
Уже расплакаться готова.

Тому виной не выпад мой,
Не посторонние причины,
А скрытые в душе самой
Неизъяснимые пружины.

Сошла по ступенькам она
С надкушенным белым наливом.
В саду постояла одна
В раздумий неторопливом.

Как давний притихший призыв,
Валяется крышка пенала.
Вновь в яблоко зубы вонзив,
Огрызок она попинала.

Две лужицы против окна,
И пьют воробьи, как из плошки.
Серьезности повой полна,
Гуляет она по дорожке.

Движенья просты и легки.
Вся в солнечных бликах капризных.
Приподняты губ уголки —
Что есть жизнелюбия признак.

Смеялись две отроковицы,
В седьмой шагающие класс
Струился свет от роговицы
Их голубых и карих глаз.

Тянуло свежестью самою
От хохота отроковиц.
И снежной веяло зимою
От шапок и от рукавиц.

А что там? У дочери гостьи.
Как в прежние, школьные, дни,
В ликующем многоголосье
Заходятся разом они.

Девический возглас за дверью.
Девический смех ему в лад.
И топот… И полный доверья
Бессмысленно-радостный взгляд.

Возвращалась поздно, не одна.
Расставались на лужайке плоской.
И потом смотрела из окна,
Как он удалялся с папироской.

А спустя мгновение спала
И во сне, зардевшаяся малость,
Убирала чашки со стола
И куда-то переодевалась.

На рассвете пели соловьи.
В комнате заметно холодало.
Руки обнаженные свои
Прятала она под одеяло.

Сновиденья путая и явь,
Выгибая заспанное тело,
Улыбалась тихо, будто вплавь
Озеро ночное одолела.

Свет ломился в просеку окна,
Притемняя крашеные рамы.
На предплечье — вмятины от сна, —
Ночи кратковременные шрамы.

Зина, Зина Кузьмина.
Прозвище — Кузина.
Стала летчика жена
Молодая Зина.

Запахи бензина.
Азиатская жара.
Взгляд немного робок.
Небо белое с утра.
Двигателей рокот.

Не по-девичьи уже,
А вполне по-женски
Сладко видится душе
Лето в Воскресенске.

Шепчет Зина:— Милый мой… —
Голова в тумане.
Едет бедная домой,
На побывку к маме.

Ведь уже рожать должна
Дочку или сына.
Пусть давно не Кузьмина, —
Прозвище — Кузина.

Зина, Зина, будь добра,
Претерпи все муки…
Двоюродная сестра
Счастья и разлуки.

Мальчишка-слесарь сладостно кого-то
Напомнил ей ухваточкою вдруг,
Растертым по щеке мазком тавота
И крупностью рабочих этих рук,
Что вот уж не отмоются под краном —
Внедрилась в поры синяя пыльца…
Мешало лишь на пальце безымянном
Мерцанье обручального кольца.

Столба фонарного тренога,
Тень искаженная его
И отроческая тревога —
Так, ни с того и ни с сего.

Луча весеннего смещенье
Вдоль мокрых взгорков и лощин,
И юной женщины смущенье
Без основательных причин.

День рожденья позади.
Ты набегалась, устала.
Просыпаясь, погляди,
Как спокойно в доме стало.

Утро ставит свой вопрос,
Будит буднично сквозь щели,
Освещая прядь волос,
Чашку синюю из Гжели.

Лиловатое стекло
Столь привычного буфета.
Роз нечетное число
Чуть привядшего букета.

С утра занималась она,
Весь день находилась при деле,
И словно какая струна
Держала ее на пределе.

И вдруг наплывала волной
Истомная порция лени,
Потворствуя страсти одной —
Учебник склонить на колени.