Николай Глазков - Избранные стихи

Москва. Декабрь. Пятьдесят первый год.
Двадцатый, а не двадцать первый век.
Я друг своих удач и враг невзгод
И не всегда везучий человек.

А за окном обыкновенный снег.
Его бы мог сравнить я с серебром.
Зачем? Я простоватый человек,
Который платит за добро добром.
Который понимает, что зимой
Снег популярен — потому воспет.
А я предпочитаю летний зной
И вешних яблонь белоснежный цвет.

Мне счастье улыбалось иногда,
Однако редко: чаще не везло,
Но я не обижался на года,
А возлюбил поэта ремесло.
Чтоб так же, как деревья и трава,
Стихи поэта были хороши,
Умело надо подбирать слова,
А не кичиться сложностью души.

Я к сложным отношеньям не привык
Одна особа, кончившая вуз,
Сказала мне, что я простой мужик.
Да, это так, и этим я горжусь.
Мужик велик. Как богатырь былин,
Он идолищ поганых разгромил,
И покорил Сибирь, и взял Берлин,
И написал роман «Война и мир»!

Правдиво отразить двадцатый век
Сумел в своих стихах поэт Глазков,
А что он сделал, сложный человек?.,
Бюро, бюро придумал пропусков!

Супруге своей
Муж сказал как-то раз:
— Не брей ты бровей,
Да и губы не крась,
Забудь свой пустой
И испорченный вкус,
А лучше освой
Философии курс!

— С тобой я согласна,-
Сказала жена.—
Материя, ясно,
Первично нужна.
И юбку, и брючки
Я шью из нее
И прочие штучки,
А также белье.

А дух, он вторичней
Подкладки дохи,
Однако мне лично
Нужны и духи!

Ты, как в окно,
В грядущее глядишь —
И все равно
Мужчину победишь.

А он, стерня
Сто двадцать пять обид,
Потом тебя
Спокойно победит.

Однако вы
Перехитрите в быте —
И не как львы,
Как кошки победите.

Потом на нас
Потомки поглядят
И сложат сказ
О том, как победят…

Я снова жду
С тобой желанной встречи,
Но слова «побежду»
Нет в русской речи!

Я поэт. Творю четверостишья
Много лет.
Может, я других святей и чище?
Вовсе нет!

Просто знаю, если не вкрадется
В душу ложь,
То тогда без всякой позолотцы
Стих хорош.

А проникнет если лицемерье
В глубь стиха,
Знаю, будет и в павлиньих перьях
Чепуха.

Повести, рассказы, басни, песни
Выйдут в свет…
Ничего они не значат, если
Правды нет!

Вероятно, было весело
У кремлевских стен и храмов
Рыцарю, чьи латы весили
Сорок восемь килограммов.
Он, не замечая тяжести
Трехпудовых этих лат,
Мог кружиться и куражиться
На средневековый лад.
Рыскал всюду серым волком он
И обиды не прощал,
Но зато не ведал толком он:
Шар земля или не шар?

Вот пришла цивилизация.
Что же людям принесла
Эта вся механизация?
Облегчила все дела!

Ежели всмотреться пристально,
Польза прет со всех сторон:
Поезд ходит, книга издана,
Существует телефон.
Польза есть, притом великая,
Массовая, как кирпич.
Человек, склонясь над книгою,
Может истину постичь.
Может на плите на газовой
Приготовить он обед.
Польза есть, но также массовый
От наук бывает вред.

Где былая удаль русская,
Что гремела с давних пор?
Человек стал слабым: мускулы
Заменил ему мотор.
Он, познавший плод учения,
Чуть простудится — апчхи!
На глазах его для чтения
Приспособлены очки.

Ну, а мне милы традиции
Презираемых веков.
Кое-что готов у рыцарей
Перенять поэт Глазков.

Не чуму, не мракобесие,
Не магический обряд,
Не отвергнутый поэзией
Крепостнический уклад,
Не геральдику рутинную,
Не знамена, не гербы,
А романтику спортивную
Долгих странствий и борьбы!

В чертей хоть верьте, хоть не верьте,
Но я скажу вам не шутя:
Мне начали являться черти
От многодневного питья.
Они являлись мне ночами
Из тьмы безграмотных веков
И с подоконника кричали:
— Глазков, Глазков, Глазков, Глазков!

Те черти вовсе обнаглели
И сразу после пьянваря
Расположились на постели,
Мне ничего не говоря.
Они в количестве немалом
Обрушивались на кровать,
Барахтались под одеялом
И, так сказать, мешали спать.