Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

Теперь, когда я уж почти что прах,
Он превратился в ужас пред Судьбой,
Как будто в змей шипящих я узлах,
Иль мученик, ведомый на убой.

Я падшим Ангелом по временам
Считал себя, но я лишь жалкий червь,
Ползущий по распаханным полям,

Гнилая я на ветхой мачте вервь.
И осудил себя давно я сам,
Открыв ланцетом дрыгающий нерв.

На корабле без мачт и без ветрил
В космическом крылим мы океане,
Зарытые в гниющей яви ил
И суетным томимые познаньем.

Вокруг гирлянды пламенных светил
И Саваофа мерное дыханье,
А мы сражаемся среди могил
За муравьиное преобладанье.

Корабль наш как обугленный орешек,
И солнечный его сожжет фонтан,
Как самую ничтожную из пешек,

И даже гениальный капитан,
Мессия сам, горящих головешек
Не соберет космических тартан.

Каждый день сгорают звезды в мире,
Тысячи сверкающих цветов,
Гибнут храмы, дивные псалтыри,
Мириады злобных муравьев.

С безразличьем старого сатира
Мыслю я о сумерках миров.
И рокочет неустанно лира,
И ручей струится новых слов.

Эти розы алые в бокале
Мне дороже гибнущих земель:
К звездной я окаменел печали,

И пастушеская мне свирель,
И сирен бушующих кимвалы
Ближе, чем созвездий карусель.

Бог в темноте, где нету ничего,
Ни звезд, ни времени, ни буйных сил.
В кромешном мраке вовсе не мертво:
Там корни, родники и прах могил.

И если ты отвергнешь естество
И самого себя, как смрадный ил,
Как на поле червивое стерво,
Ты удостоишься орлиных крыл.

Бог явится, когда ты будешь чист,
Как снег на недоступной высоте,
Как на березе серебристый лист,

Когда ты будешь воплощен в мечте
И верить, как Иоанн Евангелист,
Что Истина распята на кресте.
1952

Горят, как летней ночью на болоте,
В душе у нас священные огни.
Мечтая о таинственном кивоте,
В безбрежности живем мы искони.

Освобожденья жаждем мы от яви,
Что каждодневно унижает нас,
Чтоб веер разворачивался павий
За нами с тысячами зорких глаз.

В каком бы ни были мы униженьи,
Мы к звездам поднимаем тусклый взор,
И кончится божественным виденьем
Мучительный для нас земной позор.

На сером небе сизый дым
Струится фимиамом,
И я, как снежный серафим,
Кружусь над мертвым храмом.
Кизячный дорог аромат
Покойной мне отчизны,
Что родился из смрадных хат,
Когда справляли тризну.
Полезный виден всюду след
Меж голубых сугробов,
И множество умолкло бед
В степи родной утробе.
Я сам когда­то там искал
Любви и правды в Боге,
Но все надежды растерял
На столбовой дороге.
И этот лишь кизячный дым,
Что над пустыней снежной зрим,
На мерзлой дорог мне земле,
Когда я рею на крыле:
Он из исподней вертикаль
В бессмертную вселенной даль.

Всё небо в черных парусах,
На бой несущихся мятежно.
Кипит сраженье в небесах, –
И слезы льются безнадежно.
При Саламине, как Эсхил,
И я сражался с Персом,
Теперь давно я стар и хил
На вечности траверсе.
Теперь сражаться я устал
С Иеговою, как Иаков,
Кремневый притуплён кинжал,
И жду я Смерти знаков.
Но я люблю еще смотреть
В окно на навмахию
И слогом Пиндаровым петь
Огнекипящую стихию.

1

Как смоляное днище корабля,
Всю ночь чернели мрачно небеса.
В гробу лежали спящие поля
И обнаженные во тьме леса.
Я ясновидящим забылся сном,
Как странник у дорожного креста,
И Библии давил мне сердце том,
Как мшистая могильная плита.
Потом серебряные тихо пальцы
В раскрытую ко мне проникли дверь,
Касаясь мягко пыльного зеркальца
И зорко спящих по углам химер.
То лунные сквозь облака лучи
Загадочно влились в мое окно,
И заревом космической свечи
Келейное посеребрили дно.
На палисандровом в углу комоде
Усопших ожили внезапно лики,
Что в рамках бронзовых желтели годы,
Как в византийских храмах мозаики.
Они глядели мне с укором в очи,
Зато, что я так безнадежно жив,
Они ж на миг лишь выплыли из ночи,
Наверно думая, что я счастлив.
И я, ногой захлопнув двери створку,
Чтоб лунный луч не мог их воскрешать,
Заполз в нагретую постели норку
И начал беспокойно засыпать...