Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

Клубок вращался, гарус тоже
За ним описывал круги...
Не Ты ли в самом центре, Боже,
Средь мира радужной дуги?

Сегодня ветер полон вдохновенья,
Космическим он веет естеством,
В невидном слышу я его движеньи
Как будто встречу снова с божеством.

Насторожились, полные зыбленья,
Деревья все, в движении живом,
И шепчутся, исполнены моленья,
В зеленом исступленьи хоровом.

Насторожился также я, нежданно
Почувствовавши близость божества,
И музыка мне показалась странной

Зеленых листьев в багреце едва
Осеннем, словно это осианна, –
И сладостно кружилась голова.

Мы мчимся в золотой карете
На белых солнечных конях
При томных звезд неясном свете
И плачем в вечности сенях.

Капризные мы только дети,
И карусель уже на днях
Нам надоела, словно сети,
И бьемся в вечности петлях

Мы, как степные перепелки.
Из терниев у нас венец,
И жаждем у Христа на Елке

Мы все собраться наконец.
В крови коней каретных челки,
Но непреклонен наш Отец.

Сквозь каретные гляжу я спицы
На сплетенье диких трав проселка.
Кое­где гнездо пугливой птицы,
Уж чешуйчатый, мохнатка­пчелка.

На подушках бледной голубицы
Мамочки в капотике из шелка
Профиль жалкий, молодой вдовицы,
И шепчу я что­то ей без толка…

Где? Когда? Я смутно вспоминаю…
Много, много лет с тех пор прошло,
По пути то, верно, было к раю,

Но повсюду царствовало зло...
Это я былое воскрешаю,
Что давно травою поросло.

В черной раме синий полог.
Белые медведи туч.
Запах пиниевых иголок.
Солнца пламенный сургуч.

В дроке рой жужжащих пчелок.
Ящерицы в щелях круч.
Брызги пены – бури пролог.
Преломленный в волнах луч.

За кустами тамарикса
Я гляжу с душою фавна
На сирен из аметиста

И свищу на флейте славно,
Улыбаясь на Франциска,
Пляшущего в такт забавно.

Моя душа – песчаная пустыня,
Зыбящийся червонный океан,
Где лишь поэзия, моя богиня,
Поет победный творчества пеан.

И небо надо мной бессменно сине,
И пенится амврозии стакан,
И никакой уж нет другой святыни,
Засыпан даже Сфинкса истукан.

Нет пальмовой нигде уже метелки
С шатром кочевника из древней бронзы,
Нет ни одной трудолюбивой пчелки.

Я сам с собой лишь, уцелевший бонза,
Да гибли раскаленные иголки,
Да лик неугасающего солнца.

Душа моя – муранское стекло,
И все мои остекленели вены,
Но я держу еще в руках весло –
Как лебедь, меж морской плыву я пены.

Над скалами угрюмыми светло,
Хоть и поют про ураган сирены,
Но не боится встречи с ним крыло,
И я пишу последние квартены,

Хоть знаю, что на этот черный риф
Меня швырнет порывом трамонтаны,
И вдребезги, как хрупкие стаканы,

Мой разлетится жизненный лекиф.
И пропоют сирены мне пеаны,
Чертя на скалах несуразный миф.

Из чрева матери иду я крошки
Во чрево Матери моей большой:
Когда закроются души окошки,
Сольюсь я снова с Вечностью душой.

Мать­крошку потерял я на дорожке,
Когда я был еще всему чужой,
Когда искал я, как улиток рожки,
След Боженькин меж звездной порошой.

Теперь, устав, ползу как раки вспять,
Чтобы вернуться в крошечный мирок,
Где всё как будто бы я мог понять,

Где не свирепствовал холодный рок,
Где верил я еще в Природу­Мать,
Где был ее малюсенький пророк.

Слева джунгла, справа райский сад.
Посредине белая стена.
На стене гледичий палисад.
Песнь змеиная из них слышна,

Скрежетанье, вопли, – сущий ад.
Ты идешь по ней совсем одна
И срубаешь тернии подряд.
Змеи сыпятся, как из рядна.

Долго так идешь ты, день и ночь.
Нет меня, но чувствую я жуть.
И хотел бы чем­нибудь помочь…

Но стене пришел конец. Как ртуть,
Звезды блещут... Дольше жить невмочь…
Ангелы тебя в Эдем несут.