Григорий Ширман - Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Они древнее золота и нефти,
При фараоне, может быть, Менефте
Уж их тесали темные рабы.

Они молчат, грядущие скрижали,
Чтоб в красный час восстания судьбы
Их дождь гремел и стены дребезжали.

Со свистом кланялись Малютам плети,
Горбатые кряхтели топоры,
Колесовали бы до сей поры,
Когда б свинец не полюбили эти.

Купцы преподнесли Елизавете
За грамоту алмазные дары,
Короны колебались от игры
Камней своих, единственных на свете.

Степан и Емельян зажгли восток,
Но был еще не предназначен срок,
И двадцать пятый год повис над мглою.

Лишь год семнадцатый, год красных пург,
Тебя унять пожарною кишкою
И то мечтал лишь глупый Петербург.

Под кожей розоватой не темно.
Там странный свет и гам неугомонный,
Скребутся мышцы, бегают гормоны,
И в жилах бьется липкое вино.

В костях темней, в груди веретено,
И легкие как улья виснут сонно,
И череп как орех и умудренно
В нем серое ядро разделено.

И древний звук оттуда я исторгну,
Я оглашу пустующую стогну
Покинутой столицы роковой.

Петровские каналы в баркароле
Прошедшего и не услышат вой
Души, чьей плоти дни не побороли.

Слабей чем снег и платины плотней
Нежданных строк нестойкие металлы,
Они трепещут миг, их гребень алый
На всходах и закатах древних дней.

Нам не забыть, как Рим громили галлы,
Как Русь рыдала, и текли по ней
Стада татар, верблюдов и коней,
И воины с угрюмых льдин Валгаллы.

И проходил волгарь, и скиф, и серб.
Без молота сиял в лазури серп,
Насиловали пленниц на просторе.

И выл огонь по русским городам,
Чтоб черными зажглась цветами там
Культура: шахматы и крематорий.

С крылами деревянными война
До смешанного с пьяной кровью пота,
Освобождают мутного кого-то,
Прокопченного сумерками дна.

Не спят рога, не стынут стремена,
На зверя неизвестного охота,
Карикатурной тенью Дон-Кихота
Великая земля облачена.

Не смуглые овалы Византии,
В углах висят холодные витии
С губами голубыми лебеды,

Но с черепом веселым как колено,
И красен блеск лампадочной звезды,
Качающийся в зеркале вселенной.

Художник, презирающий Шекспира,
Мудрец, юродствующий во Христе,
Застывший в своенравной простоте
Средь звездного ликующего пира.

Русь корчится от красных губ вампира,
Убожество людское на кресте,
И это белокаменные те,
Что кинули Девкалион и Пирра.

Выслушивал Каренина и моль
Ловил юрист, Бетховена бемоль
Убийца слушал, ревностью убитый,

Пил пунш Наполеон в Бородине,
И чурку Петр строгал, а Шакловитый
На дыбе выл с быками наравне.

Мы правнуки Персея, к Андромеде
Несет крылатый конь безумных нас,
Неугасимый светит нам Парнас
Всем ужасом космических комедий.

Медузы кровь блуждает в нашем бреде,
И каменеют дни от наших глаз,
И зорь тускнеет розовый атлас,
И золото светил мутнее меди.

Мы в жадной памяти как в кладовой
Храним вселенский хлам, и бури вой,
И клочья туч, и мертвый блеск жемчужин.

В пустынный час восстания и бед
Мы вспоминаем всё, и свят, и нужен
Не нужный никому наш звонкий бред.

Разбухла от наследия Кучума
Большая деревянная Москва.
Едва стерпела царствованья два, –
В чухонский мох Петра упала дума.

И обросли гранитом острова,
И парус взвыл, и вспухли ребра трюма, –
Ты русскую Венецию угрюмо
Воспитывала, мутная Нева.

Твои поэты падали от славы,
Твои хищный герб распластанный безглавый
Звездой окровавленной блещет мне.

Опять Московия, но в ковкой дрожи
Мне купола стеклянного дороже
Твой медный конь на каменной волне.