Григорий Ширман - Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Кто город выдумал, приказчик чей
Раскрыл свой переполненный лабаз нам,
Нам утонувшим в ритме непролазном,
Ворочающим гущу рифмачей.

О, мы, кто быстрым светом фейерверка
Ломает метр, кто рифму исковеркал,
Кто с прозой породнился наконец.

И выделяется из прочих граждан
Походкою стремительной гонец,
Которому как истина мираж дан.

У нас теперь земля кудрявый вертоград,
Утихли племена, и почва по-марксистски
Всем поровну родит лиловый виноград
И виноградины длиннее чем сосиски.

Менефты, Цезари, Людовики, Франциски,
В песчаном золоте почивший маскарад,
Мы предъявили вам таинственные иски,
Сухие мертвецы, наполнившие ад.

Вы в масках золотых, народ вы все коронный.
У нас из золота удобнейшие троны,
На них поденщики сидят как короли.

На этих королях порфиры из мочалы…
Лишь ваш веселый прах, сияющий в пыли,
Для песни черпает пиита одичалый.

Как Илион пылал со всех сторон
Огромный Рим, от пламени пернатый,
Валились равнодушные пенаты,
Бесплатно их переправлял Харон.

В скоте и людях был велик урон,
Красноречиво зарево сената.
В ту ночь я цвел, и с башни Мецената
Я пел себя, лирический Нерон.

Я слово подымал как меч убийца,
Мне было весело глазами впиться,
О, розовая ночь, в плеча твои.

Развратный снился мне Приам и некий
Могучий жрец в объятии змеи,
Я Лакоона пел в тиши Сенеки.

Властительная выгнутая вся,
Ты хороша в сонетном кринолине,
Я не стыжусь твоих старинных линий,
Их мрамор не покроет ржа сия.

Она в опавшем октябре, гася
Последние цветы, листва в долине
Железной саранчой лежит и длинен
Тот путь ее, что в вихре начался.

Метель стиха, гуляй по сонным жилам,
Крепчай, мороз, на диво старожилам,
Их медленную память ледени.

Я буду мчаться по замерзшей Лете,
Я буду петь дымящиеся дни
И черные шатры ночных столетий.

И караван горбатый неуклюжий,
И выгнутый как птица быстрый конь,
И женщины, и звезды, – испоконь
Вы наши пленники, у нас в подслужьи.

Зато стихи – белей чем жир белужий,
Красней чем угасающий огонь, –
Поем под храп немокнущих погонь,
Разбрызгивающих моря как лужи.

Не от того ль не солона трава,
Не жалят наши горькие слова,
Отточенные медленно и наспех,

И нет охотников не оттого ль
В пустынных временах, в горючих распрях
На прохладительную нашу боль.

Обыкновении фрески в Санта Кроче,
Не выцвел желтый Джотто, никогда
Коленопреклоненные года
Петь не устанут красок узорочье.

Кратчайший к наслажденью путь, короче
Не отыскать в веках, ничья звезда
Так не бывала долго молода
В соборах тьмы под карканье сорочье.

Кто любит Леонардо и его
Последовательное торжество,
Не может не любить и флорентийца,

Умевшего в ночи еще полней
Неуловимым светом воплотиться
В движениях и ужасе теней.

И взял он вместо камня и металла
Могучий лед и высек липкий лик,
И радуги восточных майолик
В морозном воздухе скула метала.

И рыхлая губа была не тала,
Всё крепко блещет, раз мороз велик.
Красиво, – кто-то на земле восклик,
И в Тартаре стал тише стон Тантала.

Но в срок пришла веселая весна,
Быстрее воска лед сгорел, десна
Стучала о десну во сне глубоком,

Железом ложный мастер звук облек,
Планета к солнцу повернулась боком,
И летом зимний сон был так далек.

И привели к правителю пирата,
Поставили меж бронзовых колонн,
Согнули в унизительный поклон.
Правитель встал, похожий на Пилата.

Дарую выбор я, какая плата
Тебе милей, прекрасный Аполлон, –
Петля и предрассветный небосклон
Иль дочь моя, что бесами объята?

И выбрал первое пират, но вдруг
Морозом охватил его испуг,
Он согласился храбро на второе.