Григорий Ширман - Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

О радость, радость, дар твой не разгадан,
Душа не песней – тишиной пьяна,
И мертвых звезд клубится млечный ладан,
И тщетно машут красным времена.

С обрыва русского Парнаса
Гляжу на волны я твои,
Тосклива тусклая их масса,
Безмолвны мутные струи.

О, сколько, сколько поглотили
Имен умолкнувших они,
На черном дне, в тончайшем иле
Растут лишь костяки одни.

И ребра шепчутся, и вторит
Им эхо каменное вод,
Когда какой-нибудь историк
С томов забытых пыль стряхнет.

И трепет радости у крышек
Там у пустышек черепных.
То мертвецы лукаво слышат
Паденье гордое живых.

И вот стою перед тобою,
Стихии тихой мутный путь,
А позади злорадно воют,
И буря пробует толкнуть.

Но я ногами молодыми
К скале блистающей прирос,
Грядущее в лазурном дыме
Согнулось в огненный вопрос.

Себя хочу я вам втемяшить,
Чтоб мной наполнились виски,
В глухие раковины ваши
Стучусь я радугой тоски.

Ласточки над самою дорогой
Крыл точили синие ножи.
Золотой лягушкой длинноногой
Выпрыгнула молния из ржи.

Разворачивался гром лениво.
Кони вязли в розовом песке.
Мимо шла гроза, и воском нива
Мертвая желтела вдалеке.

Кольцо хранил поэт в ларце в атласной складке,
Как трепетный скупец свой трепетный металл,
И в горький смерти час иль в час венчанья сладкий
Кольцо заветное надеть он клятву дал.

Недолго в мире он бродил от места к месту,
Но радугу пространств он к лире привязал,
И сваха древняя ввела его невесту,
Как в мутный лунный храм, в больничный белый зал.

Она была в плаще, ступала нежно, зыбко,
Несла приданое: песочные часы,
Косу с зазубриной и длинный рот с улыбкой,
И веяло от ней прохладою росы.

И вспомнили тогда друзья завет поэта,
И принесли друзья кольцо ему тогда,
И в час торжественный, когда кольцо надето,
Он бредил радостно: я… я венчаюсь… да?..

Розовые раковины-зори
На песчаном берегу времен,
Я ветвями строчек разузорил
Ваш глубокий гнутый небосклон.

И я слышу гул морей вселенной,
Музыку бунтующего дна,
И величьем бури вожделенной
Гордая душа заряжена.

И люблю врагов своих и ближних
Больше, чем Исус меня просил.
И на пса земли поднять булыжник
У руки моей не хватит сил.

И равны столетья и минуты
На весах у вечности слепой.
Небосклон глубокий лирой гнутой
Звезд стада зовет на водопой.

Плачет контрабас по-человечьи.
Книге б дать названье: контрабас.
Нитка скрипки больше нас не лечит,
Контрабаса бархат греет нас.

В робком стаде красный бык, огромен
В трепетном оркестре контрабас.
Я люблю его мычанье, в громе
Слушал голос я его не раз.

И в рубиновом закате жидком,
Там в болоте бычьей крови дня,
Вечности бессмертным пережитком
Контрабас печальный видел я.

И сия нескромная Рассея
Контрабасом красным снится мне.
Как подземный динамит, засеян
Голос Ленина в любой стране.

Не ты ль, толстуха, та кухарка,
Последняя царица ты,
Мокротой каменной захаркан
Простор планетной наготы.

Там люди-палочки ютятся,
Но есть двойной в пигмеях яд:
Огонь железный святотатца
И золотой восторг телят.

Кухарка ты, за страсть босую,
За грудь огромную твою
Созвездья густо голосуют
В своем мерцающем краю.

О, кухня мира, властвуй, властвуй,
Царица ты от ног до плеч,
Мне нравится багряный глаз твой,
Которому названье: печь.

Глубоким голосом строку я вытку, –
То муза на шелку своем канву, –
Тревог непревзойденному избытку
Я волю дам и тишину взорву.

На корабле земли надменной мачтой
Хочу скрипеть с веселым флагом дня,
Я в золотой пыли вселенной мрачной,
И чайки звезд садятся на меня.

Я тяжелею белыми крылами,
Я вольным криком горд и оглушен.
Восстанье волн, и в пестром их Бедламе
Земная тень как черный капюшон.