Григорий Ширман - Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Прохладой белый день обуздан,
Покрыт попоной заревой,
Пасется добрый конь Ормузда
И пахнет мертвою травой.

О, месяц, розовая рана,
В моем саду закровоточь,
Со мною ночка Аримана,
Его мерцающая дочь.

Ее как скрипку зацелую,
Узнаю песни вязкий хмель,
Я вспомню хаос, ночь былую
В цветах исчезнувших земель.

Там ветер необыкновенный,
Какой бывает лишь во сне,
Качает голубые вены
Как ветви вечности во мне.

Я знаю, знаю: дети вы,
Боитесь розовой геенны,
Для вас в туманах синевы
Закрыт паноптикум вселенной.

И вход в него для вас не прост,
И входа нет на свете строже,
Колючей проволокой звезд
От суеты он огорожен.

Вон тени вытянулись в ряд
У бронзовых ворот заката,
Все ждут пока не отворят,
Уж небо низко и покато.

Но мне вручили тонкий ключ,
Я за ворота проникаю,
Мне ужас бездны не колюч,
И с песней я иду по краю.

А вы, вы не раскрыли глаз,
Вы кинулись назад как дети,
Увидевшие в первый раз
Сеанс мелькающих столетий.

У владыки людей Соломона
Было юных цариц шестьдесят,
Но томил его неугомонно
Суламифи газелевый взгляд.

Он забыл о трехбуквенном перстне,
Он прекрасно пергамент зажег,
И сгорел на костре Песни Песней
Наслажденья вкушающий бог.

У владыки чертей Асмодея
Было столько же милых старух,
Столько ж бабушек талмуда умных,
Где на столбиках корчится дух.

В них раввины, от споров седея,
Роковую вонзали иглу,
Но средь жен своих свято-бесшумных
Возлюбил Асмодей Каббалу.

В каждой букве он бога заставил
Шевелить вечной тайны лицом.
От любви человеком стал дьявол,
Человек стал геенны жильцом.

На черном дне огромных глаз,
Как звезды светлых и холодных,
Храни взаимности запас
Для сумасшедших и голодных.

И я приду к тебе, приду,
Как ты не раз, не раз хотела,
И буду я просить в бреду
Кусочек трепетного тела.

И страсти странный карандаш
Твои сгустит крутые брови,
И ты мне трепет весь отдашь,
По приказанью знойной крови.

В твоих глазах горят бериллы,
Когда встречаюсь я с тобой.
Не оттого ли вечер милый
Зеленовато-голубой?

Твои плеча светлей омелы,
Цветущей первую весну.
Не оттого ли месяц белый
Я полюбил и не усну?

Ты не моя жена – чужая.
Всю ночь, всю ночь не оттого ль,
Как соловей не умолкая,
Пою печаль свою и боль?

Ты бездна земная, но песни
Там вьются назло небесам,
Такой смастерить еще скрипки
Не мог Страдивариус сам.

Шопен серенады прелестней
Еще не придумал, чем та,
Когда с твоих губок улыбки
Мои выпивают уста.

С египетской скупостью гордой
Исполнены груди грудей,
Грозит неизбежное счастье
На выпуклой ножке твоей.

Но лучшие в мире аккорды
Я слышу над сердцем твоим,
Когда мы в скрипичные части,
Что мастером скрыты, летим.

О, ты одна из тех блондинок,
Из-за которой я готов
Пойти с врагом на поединок
И умереть среди цветов.

Но лучше мне остаться вживе,
Чтоб миру каменному петь,
Что солнечной змеи красивей
Твоей косы литая плеть.

Но, может быть, и песен лучше –
Отвага светлая – расплесть
Огонь косы твоей дремучей
И взять, что в женщине лишь есть.

У вас тяжелая душа
И тело легкое как дым,
А я, по-вашему, паша,
Востоком пьяный золотым.

И я хотел бы встретить вас
Купчихой русской, золотой,
С вином качающихся глаз,
С метелью белой под фатой.

Я разорвал бы ту фату,
В метель пошел бы я гулять,
За то что сердцем я цвету,
И снится мне любовь опять.

И тела розовая тьма,
И голубой фарфор белков.
Мне ясно снятся терема,
Московский снится мне альков.