Григорий Ширман - Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Гаснут зори на планетах,
Высыхают океаны,
Увядают города.
Не ломают рук воздетых
Сумасшедшие вулканы,
Остывают навсегда.

Нет потопа, нету бога,
И не льется на планеты
Виноградный темный сок.
Только белые скелеты
Зарываются глубоко
В замерзающий песок.

То не люди и не звери,
То веселые большие
Костяные муравьи.
Смерти каменные двери
Пляшут яростней и шире
Под сухой потоп любви.

Образ дикий и колючий,
Было время, призывал
Я тебя на каждый случай,
На покой, на карнавал.

Дни высоко проходили
В масках из папье-маше.
Львиный был и крокодилий,
Рев и рык стоял в душе.

А созвездий пирамиды,
Что глядели в темноту,
Круглый мрамор Артемиды,
Озарявший высоту.

Небо, небо – незабудка,
Ты цветешь над головой.
Солнце светит без рассудка,
В яром свете слышу вой.

Слова, слова, слова… Кладбище
Нешевелящихся слогов,
Их на бумагу кинул нищий
С ума сошедший богослов.

Средь них одно нашел я слово,
Как гроб царевны молодой
В гробнице трепета былого
Под африканскою звездой.

И я раскрыл его, и ужас
Мне душу вдруг оледенил,
Сухая мумия, напружась,
Восстала и сказала: «Нил,

Дарящий жизнь богам и людям,
Омой мой храм, дворец готовь,
Я вновь живу…» Мы не забудем
То слово, слово то: любовь.

Узоры пьяные парчи
В твоих зрачках узрит невеста.
Таких встречала я в ночи
В трущобах сумрачных Триеста.

И в знойной солнечной пыли
На узких улицах Каира
Такие бронзовые шли
За белым рубищем факира.

Что делать нам в Крыму с тобой,
Где скука, бред и автобусы.
Не красный трепет – голубой
Таят коралловые бусы.

И в тишине вечеровой,
Когда мы трепетны и близки,
Я чую гул веселый твой,
Восстанье музыки фаллийской.

Целоваться, в самом деле,
У тебя учиться надо.
Ты моя была в отеле
С чудным именем: Гренада.

Я целуюсь очень громко, –
Вот беда моя сыздетства,
Соловьиного потомка
Соловьиное наследство.

Помню дым луны фарфорный,
Синих звезд не забываю,
Твой зрачок пустой и черный,
Белизна твоя без краю.

Помню, помню пальчик каждый,
Каждый волос твой целую.
Кто любил тебя однажды,
Не полюбит тот другую.

Мчался я, как в поле брани
Молодой Наполеон.
Жаждал я завоеваний,
Был я дымом опален.

Адъютантом был мне ветер,
Конь железный подо мной
Вкруг дома в багровом свете
Разрывал, как вражий строй.

Я хотел побыть с тобою
В золотой последний час.
Как трофей горячий с бою,
Я увез тебя, лучась.

Помню всё… Как, уезжая,
Ты была еще бледна…
Я люблю тебя, чужая
Многогрешная жена.

Над бездною моря один я стоял.
Покинул я мир и о нем не мечтал,
О мире кровавом, объятом борьбою.
Над синею бездной один я стоял.
Как старому другу, внимал я прибою.
Безумный… Он жил между идолов скал,
Он плакал, смеялся, он сказку шептал.

Где пьяные плечи ныряют наяд,
Где пламенем белым их пальцы летят,
Утес там когда-то чернел одиноко.
Косматою думою был он объят.
Как замок забытый, молчал он глубоко,
И волны, бывало, целуют его,
А он всё молчит, не узнав ничего.

Однажды, как знамя победы, на нем
Блеснула красавица, вся в голубом.
На солнце, на тучки она посмотрела,
Потом второпях огляделась кругом,
И в бездну веселую кинулась смело,
И тайну свою далеко унесла
От скучного мира страданья и зла.

И волны мятежные с разных сторон
К утесу безмолвному шли на поклон,
Пернатые пели ему на привале,
Склонялся пред ним золотой небосклон,
И смуглые бури его целовали,
Но девичью тайну никто не узнал,
Утес равнодушный, как прежде, молчал.