Авраам Шлёнский: Избранные стихи

Вот какой получается рассказ.

Вы с недоверием глядите на нас.

Мол, все это — "Любит — Оля — Женю

с мягким знаком".

Короче — враки. Не верьте вракам.

Нет, это не враки! Мы с Талли сами

видели все это

своими глазами.

Чудес на свете — не сосчитать!

Их только надо уметь увидать.

Мы с Талли летали

в страну Кверхногамию,

о ней рассказали

лишь чуточку самую,

а все остальное расскажем потом,

подробностей хватит на целый том.

Лишь бы читали вы

и хохотали.

Будьте здоровы,

привет вам от Талли!

Перевод А. Щербакова

1

Века, забыт и одинок,

как древний мамонт, спал песок.

Его безмолвных троп

и вех

давно не трогал

человек.

И лишь по вечерам над сумраком пустыни

случайный ястреб, закружив,

застынет.

И караван верблюдов под луной холодной,

мелодией дремотной

тишь баюкая,

поет:

«Спи, песчаная подруга,

спите, камень и гранит».

И по ветру тонким звуком

бубенец звенит.

То царь пустынь шагает, покоряя

бесплодный край — от края и до края.

2

Вдруг заступ засверкал, дробя оков тиски,

и заревели камни и пески:

«Кто он, дерзнувший

стальной рукой

встревожить наш

седой покой?!»

И рев и свист по дюнам поседелым,

и закипело дело:

«Ссыпайте гравий! Мамонт нем

зажат в бетонной западне!»

Вонзенный заступ глухо пел.

Песок ползучий свирепел.

3

К стенам лестница прямая

льнет со стоном.

Руки мечутся, вздымая

груз бидонов.

Весь в пыли, куда ни стань я —

стану твердо.

Бунтари, послы восстанья —

эти ведра.

Я сломил тебя, свободный

царь пустыни.

Принесешь цемент сегодня

также ты мне!

Чтоб унять шакалов стоны,

ветра вой,

силу цепкую бетона

ты удвой!

В испуге диком с высоты холмов

шакалы видят призраки домов.

4

Сыпучая масса

застыла, осев.

Песок опоясан

веселым шоссе.

Асфальтом распорот,

из дверей и ворот

построенный город

стремится вперед.

Шакалы умчались, тоскливо крича:

— О горе!..

И мамонты, вздрогнув, сгрудились, ворча:

— Хоть в море!..

Владыка степей, спасаясь, рычал:

— В пустыню, в горы!..

А белый город

звонко, споро

грянув хорой [28] Хора – популярный у евреев румынский танец-хоровод, часто сопровождающийся пением.

на просторе,

песню бодро

пел о ведрах:

«Ведра массу льют и льют!

Ты спеши, спеши, верблюд!

Руки строят— хоть малы —

Я-хай-ли-ли-амали [29] Я-хай-ли-ли-амали! — трудовой возглас, радостный клич, в свободном переводе — «Да здравствует мой труд!». !»

5

Так месили руки тесто из цемента и песка.

И пустыня отступала, пригрозив издалека.

Мы не знали, где засада, где застигнет нас аврал,

а верблюд верблюду тихо тайну мести поверял.

«Ведь посмели!

Что ж, истопчем их, губителей пустынь!»

И сухой петлей удушья заарканил нас хамсин [30] Хамсин — горячий ветер пустыни. .

6

Я ночью у окна — бессонный узник лета —

сквозь черное стекло увидел:

из песка

огромный призрак в образе скелета

хохочет, обнажив зубов крутой оскал.

Я вышел — никого.

Вернулся — он за мною.

Спросил я: «Ты — к кому?

Ответь, исчадье зноя!»

Молчит. И лишь

скелет качался, стоя,

как камыш.

Я повторил: «О, кто ты, кто ты?

Ты бред иль человек живой?»

Вдруг —

свист,

и взмах,

и хруст, и топот

песчаных масс по мостовой.

И шорохи — ниц.

Пески, колесом

кружась, расстелились

наносом густым.

В сиянье зарниц

стою я лицом

к лицу с властелином

гордых пустынь.

7

Настиг меня твой знойный гнев,

пустыни грозный повелитель!

Вовек простить не сможешь мне

вторжения в твою обитель.

Твоя краса — дремота сил,

колючих кочек сыпь и хвоя.

Я песней всходов золотых пронзил

твое бесплодье вековое.

Я знаю, ночью ты без слов

молитву мести раскаленной сплюнешь

и в глубине небесных куполов

наточишь нож кривого новолунья.

Но мне не страшен

час расплаты,

я здесь на страже

стою с лопатой!..

8

... И снова руки месят жижу, снова пламенные лица,

а столица веселится — все б ей песней бунта литься:

Город, сыну

дай лопату!

Ливнем синим,

счастье, падай!

Выше, к небу,

тверд и горд!

Была небыль —

будет город!

Флагом реет

гимн бетона!

Мощь хиреет

шабатона [31] Шабатон — полный покой; здесь — нетронутая дикая природа. !