Александр Дольский - Анна. Роман в стихах

Утром опять красоты твоей сладок родник.

Я, как должник, помню каждый подаренный миг.

Пишем любовь нашу мы сразу на чистовик.

Чтобы совсем позабыть оба слова -- разлука и ссора,

я ухожу от неточной строки, от лукавого взора.

Скромен мой мир в твоей жизни. В Европе -- Андорра

большую площадь имеет. Не сварен наш стык.

Дышит пространство любви между нами, летает опора.

И хорошо, что читаются точки внутри разговора,

но не в конце. И что я к этой чаше приник.

14. Анна. Париж. Пуаси

Я оскорбилась письмом твоим. Это кокетство,

то, что в душе моей место своё принижаешь.

Этого ты не хотел, и, надеюсь, что соображаешь,

но выбираешь сейчас недостойное средство.

Ладно, скажу -- ты во мне занимаешь пространство

всё. А оно велико и (ура!) непустынно.

Если б ты смог написать моей сути картину,

то написал бы Любовь, Мастерство, хулиганство.

Есть там и нечто другое -- постель и короткие ночи,

тело твоё, без которого я иногда становлюсь сумасшедшей.

Близость тогда представляется мне безвозвратно прошедшей.

Как расставания делают жизнь и темней, и короче!

Хочешь, тебе изменю, а потом исступлённо покаюсь.

Буду тебя умолять о прощеньи, скажу -- "Это было

ошибкой",

вспомню Андорру в Европе и с хитрой улыбкой,

чтоб устоять ты не смог, я, как кошка, к тебе приласкаюсь.

Но, к сожалению, нет никого в этом мире, кто смог бы

занять,

кроме тебя, моё сердце и мне подарить благодать.

15, 16

. . . . . . . . . . . . . .

17. Авторский текст

Когда октябрь прохладными ветрами

осыплет золотые тополя

и, разродясь чудесными дарами,

до будущей весны уснут поля,

вода седых небес с печалью леса

сольются в мелком кружеве сетей,

у Солнца исчезают интересы

к Земле и меньше праздничных затей.

Ещё порой, как отголосок лета,

с неярким небом тёплый день мелькнёт.

Но в петербургских окнах меньше света,

и больше олова в отливе невских вод.

Постигнуть осень наспех невозможно.

Великое не терпит суеты.

И если жизнь порой казалась сложной,

так это всё от нашей простоты.

Мне в октябре воздушно и тревожно.

Я обретаю новые черты.

18

Пока Андрей и Анна в переписке,

из Петербурга еду я в Казань.

Потом до Красноярска путь неблизкий,

Москва, Саратов, Новгород, Рязань.

Так изменилось всё. Сейчас апартаменты

заметно чище, в ванной арматура

блестит. Проникла европейская культура

в наш быт. Но скифская натура

без изменения осталась. Отношенья

по-прежнему на уровне колен.

У нас товар всегда без перемен,

хотя кривая цен своё движенье

стремит наверх. И темп её хорош.

Цена растёт и дешевеет грош,

не дорожает вежливая честность

и мало стоит честная известность.

В казне российской прячется коварство --

чем больше денег, тем беднее государство.

19

Октябрь -- лучший месяц для поездок.

Ещё в крови играют витамины,

ещё усталость не согнула спины,

и ветер свеж, и дождь не очень резок.

И пальцы лёгкие в сетях аппликатуры,

как бабочки, порхают по ладам,

стихи плывут по прожитым годам,

пронизывая плоть родной культуры.

И лучшее, что я в себя вобрал

из книг, людей, Природы, веры в Бога,

я из души бессмертного чертога

переливаю в благодарный зал.

И в теплоте ответного потока

живу, как птица в выси голубой,

лечу над Миром, над самим собой

и забываю быт, приметы срока,

что мне отпущен в этой вышине

не по моей заслуге и вине.

20

Из переписки Анны и Андрея

я выбираю только несколько процентов --

суть смысловых и нравственных акцентов,

чтоб повесть мне закончить поскорее,

поскольку много милых пустячков

в их письмах, целиком их излагать

нет мне резона. Хочется понять

побольше о душе при минимуме слов.

Из писем Анны социальные мотивы

я выделил, как некий феномен,

печаль от происшедших перемен,

что делают Россию несчастливой.

Андрей, как правило, раздумчив и лиричен,

и больше погружён в искусства дивный мир,

хотя по-своему практичен, и трагичен,

и изощрён в словах, как ювелир.

Писать любимому -- обязанность святая.

Они и пишут, и по многу раз читают.

21. Анна. Париж. Пуаси

Я Питер вспоминаю каждый день.

На нём лежит Европы старой тень.

Прошли века жестокого ученья.

Невежество исчезло, как болезнь.

Европа всё разучивает песнь,

где вычеркнуто -- ложь, война, мученье.

Средневековье исподволь и грязно

в России возвратилось в города.