Александр Дольский - Анна. Роман в стихах

О, как мне хочется в Париже оказаться!

Я без тебя ничто. Я жив едва-едва.

А что же будет через месяц или два?

8. Анна. Париж. Суасон

Вчера был трудный день. Коллоквиум, доклады

я пропустила. Долг мой -- две недели.

С Люси работали мы, ничего весь день не ели.

И хорошо -- в котомке её были шоколады.

Меня учёба затянула, достаётся мне немало.

Так легче без тебя. А то грущу, грущу.

Ты стал являться мне. Гляди -- и я пущу

тебя когда-нибудь к себе под одеяло.

Пока ты не отчётлив, не наполнился теплом,

но вижу я тебя почти что каждый вечер.

Ты не завидуй мне. Твой облик сердце лечит.

Я попытаюсь научить тебя потом

воспринимать меня, как плоть, на расстояньи.

Жаль, что не можешь чувствовать себя со мной.

Когда ты настоящий, ты иной.

А это так, для утешения сознанья.

Привет Наташеньке. Тебе спокойной ночи.

Целую и люблю. Ты там кури не очень.

9. Андрей. Китай. Вейфанг

Мой город называется Вейфанг, моя родная.

Чудес здесь, милая, пожалуй, даже слишком.

Как сохранилась нравственность тут, я не понимаю.

Мои студенты -- и девчонки, и мальчишки

от восемнадцати до двадцати двух лет --

наивные, послушные, как дети.

Грехов цивилизации здесь нет.

Мне, право, по душе порядки эти.

Шесть классов у меня, и в каждом до пятидесяти душ.

Перехожу из класса в класс минут на двадцать.

Мне их хватает, чтобы разобраться

почти что с каждым. Карандаш и тушь,

и акварель -- здесь основные матерьялы.

Я их учу рисунку, композиции, штриху и перспективе.

Часов по десять в день пашу на этой ниве.

Ночами мёрзну. Попросил второе одеяло.

А интернет здесь четверть часа, треть юаня, по рублю.

Целую, Аннушка. Люблю.

10. Андрей. Китай. Шанхай

Позавчера покинул я Вейфанг. Сегодня я в Шанхае.

Все триста провожать меня явились на вокзал

и плакали. И на минуту я закрыл глаза,

чтоб удержаться. А потом они махали,

кричали мне во след, наверно, добрые слова.

Я сам, ей-Богу, не пустил слезу едва.

Учил их две недели и настолько к ним привык,

что стал душой дитя, как их примерный ученик.

В Шанхае начались мои гастроли. Здесь в огромном зале

две тысячи художников собрали.

И на глазах у них я маслом написал портрет

мужчины пожилого, может быть, шестидесяти лет,

и в полный рост. Холст -- два на полтора.

Представь, мне аплодировали. Я сказал себе -- Ура!

Вообще-то я боялся. Думал -- это невозможно,

особенно на людях. Было мне тревожно,

но только первые примерно три минуты.

Потом исчезло ощущенье нервной смуты.

11. Андрей. Китай. Шанхай

Осталось пять недель -- Шанхай, Тинанг, Пекин,

Синтаун. Слава Богу, буду ездить не один.

Продюсер Вень Хуа учился в нашей репинской конторе.

Меня сопровождает он. И в русском разговоре

его порою удаётся мне понять,

когда переспрошу его раз пять.

Он бизнесмен. Не пишет он уже давно.

Зато считать юани правильно ему весьма дано.

Я -- Буратино, он, конечно, Карабас.

Забыл сказать, на видео записывают мастер-класс,

чтоб реализм русский по всему Китаю

распространить затем. Я это понимаю.

Я в Питере волшебному китайскому письму

по шёлку тушью обучался. Пробовал и на бумаге.

Художник должен собирать и сохранять, подобно скряге,

искусство Мира, что несёт раскрепощение уму.

Здесь интересно. О тебе не забываю ни на миг.

Жить без тебя я отрицательно отвык.

12. Анна. Париж. Сен-Кантен

Между нами людей -- миллионов семьсот,

Алтынтаг, острова и заливы,

крокодилы, орлы, голубой бегемот,

пиццы, вина, колбасы, оливы,

страны Балтии, Бельгия, Евросоюз,

Ницца, Льеж, проститутки, отели

и Париж, уронивший созвездие Муз

до Малевича и до панели,

эссеисты, поэты читающих стран,

мудрецы до Гессе от Ликурга,

самолёты, бомбившие южных славян

и опасные для Петербурга,

пароходы, наркотики, мафия, перст

в изумрудном кольце Иоанна,

пляжи, бары, бульвары -- ещё много мест,

где любили бы мы неустанно,

если б Глас не шептал непрестанно,

что нести мы должны нами избранный крест.

13. Андрей. Китай. Тинанг

Как наши деды писали -- "Когда запылает Аврора",

и на плечо твоё ляжет оранжевый блик,

выйду из рук твоих, как из святого притвора

снова в языческий послепасхальный семик.

Вдох -- и желанье проститься до вечера тихо и скоро.

Выдох -- "Ну, здравствуй!" О, как же любим этот лик.

Днём показалось -- что до безразличья привык.

Вечером хочется слов, интонаций без спора.