Александр Цыганков - Тростниковая флейта - Первая книга стихов

Вот женщина, как облако…

Она – Рождённая из пены на рассвете,

О чём сегодня знают только дети,

Но вряд ли помнит женщина.

Война Кончалась. Победители с вершин

Бросали соль в аттические ночи,

И многомерный голос или почерк

Переполнял мифический кувшин.

Вот лампа и маяк. Окно с утра

Распахнуто… Вершины покаянны!

И женщины, как облака, туманны,

Меняют очертания. Игра Беспроигрышна.

Людям и богам Не быть за то в накладе и в ответе.

И к нам с тех пор привязан, словно к детям,

Философ, что молился облакам…

Рифлёной пулей выдави стекло,

Смахни крылом расплавленные соты.

Воды с тех пор немало утекло,

Как шли на Рим авары или готы,

Как шли из Рима пенистой волной.

И воздух разрывая пешеходный,

Летел и вился всадник превосходный,

И ключ звенел над медной головой.

Застрянет пуля – будешь в дураках!

Наместник пьёт подкованную воду.

И цезарь, словно солнце на клинках,

Как шмель висит, но цезарю в угоду

Взлетает над полками саркофаг

С египетским засушенным приветом.

И фараон фланирует над светом,

Завёрнутый в песчаник или флаг.

И всё на месте, но при чём вода,

Раз ода – словно время роковое?

Он просто трутень или ерунда,

Слоистый, словно зеркало речное,

Фатально полосатый, как матрос,

Пожизненно казнимый заключённый,

Он верой и талантом обречённый,

Распятый над волнами альбатрос.

А Рим береговою полосой

Выпячивает юлианский мрамор,

И дикою германскою осой

Течёт нектар из кубков или амфор.

И пуля в нарисованных часах

Проскальзывает в тоненькое жало.

Мне этого не жалко, и не мало

Шмелю свинцовой каши на весах.

Когда в высокой колыбели

Я намечал пути светил,

Скрипели горние качели,

И дальний свет плодоносил.

Созвездья сыпались на карты,

И, как волшебник или лжец,

Я наступал на храм Астарты,

Срывая с портика венец.

На то была судьба, и слава

Лелеяла своим крылом.

Жрецов плешивая орава

Струилась в небо напролом.

Но в обнажённом женском теле

Уже крутился патефон,

Пока злословил на прицеле

Исайя или Соломон.

И я чертил ногой окружность,

Перевирая каждый миг,

Пока не вычислил наружность

У неизвестных миру книг.

А небо падало в багрянец,

И над землёй горел закат,

Огромный, как протуберанец

Любви утраченных пенат.

Продолжить с греками союз,

И за папирусом в Египет!..

Пока из чаши свет не выпит,

Легка вода и прочий груз.

Я вёсла бросить не могу,

Поскольку миром правит Логос:

Качает Нил священный лотос,

И куст горит на берегу…

Египет Айгюптос Страна Та-Кемет

Чёрная Земля где упало мумией в ящик

БЕЛОЕ СОЛНЦЕ ПУСТЫНИ

на крышке жрецы начертали

КОМУ СУЖДЕНО ТОТ И ЛЯЖЕТ

тайна какая-то здесь

Прозрачный слон бредёт среди песков,

Бесплотный призрак, утреннее соло.

Он выжат из восходов и стихов,

Как самое изысканное слово.

Он меньше полосатого шмеля,

Но больше галактической системы.

Шагает слон, и вертится земля

В пределах нерешённой теоремы.

Его переполняют времена,

Прозрачные границы или виды.

Он помнит города и племена

Эпохи легендарной Атлантиды.

Но некому решить простой вопрос

В узилищах обыденности бренной:

Он призрак или просто альбинос —

В негроидном значении Вселенной?..

Прозрачно всё – камин, часы, стена…

В моём окне прозрачное свеченье.

И за окном прозрачная Луна

Несёт потустороннее значенье.

Жужжание прозрачного шмеля

Расстреливает светом партитуру,

И в полночь погружается земля,

Как в забытье учитель или гуру.

Пускай он созерцает со спины

Селену на прозрачном небосводе,

Но пропасть в небесах моей страны

Темна, друзья, как мистика в природе.

Но где, скажите, родина слона?

Погонщик где, плывущий величаво?

Несбыточным душа моя полна…