Александр Цыганков - Ветер над берегом - Вторая книга стихов

Посмотрим рисунки. Вот первый.

Звезда над ночным городком.

Мальчишка – влюблённый, наверно,

Стоит под высоким окном.

Он образы строит наивно.

И надо же! Верит и ждёт…

А в небе летит примитивно

Большой-пребольшой вертолёт.

А вот из другого шедевра.

Над городом ангел парит,

И доблестный рыцарь дон Педро

Под светлым окошком стоит.

Поёт до утра серенады.

И надо же! Верит и ждёт…

Покуда его из засады

Другой кавалер не убьёт.

За этой – другая картина.

Оранжевый падает лист.

Стоит под окошком детина —

Известный поэт-скандалист.

Он камень за пазухой держит…

И надо же! Верит и ждёт…

Стихи о разбитой надежде

В подарок любимой несёт.

Рисунок последний. Астральный.

Под лампой колеблется свет.

Стоят под дождём натуральным —

Мальчишка, дон Педро, поэт.

Не знаю – в котором столетье

И где проживает она,

Но счастливы олухи эти,

Пока не открыли окна.

Зима. Медведь в саду казённом,

Как будто комик цирковой,

Глядит на женщину влюблённо,

С последней, то есть, простотой.

И кто ему такое право

Давал – на женщину смотреть?!

Но лепит! Лепит снег лукавый

Скульптуру «Маша и медведь».

Молодой чернокнижник и бражник,

Так себе – у луны постоялец,

Он и с первыми держится важно

И на сильных кричит, оборванец.

Да и судит, гордец, понаслышке.

Не на крыльях летает, а в ступе.

И куда ни придёт – всюду лишний,

И своих же чурается, глупый.

Переделать его – записать бы!

Да по новой, по свежему грунту,

Снарядить и отправить на свадьбу —

Натравить на военную хунту…

Вот тогда бы герой, не гуляка,

Снизошёл до своей благоверной.

Долгожданным бы стал забияка.

И прильнула бы нежно, наверно.

Да не выйдет! Что ухарь, что ветер —

Фрагментарные пользуют страсти.

Оттого и один он на свете,

Что никак не уйдёт от напасти

Недослушанья лучшего или

Двойнику потаканья, что с роду

Пиночетит его, словно Чили,

И воротит у зеркала морду.

От холода чаю напиться

И в прошлое смело смотреть,

Где это мгновенье творится,

Чтоб здесь, просияв, отгореть.

И следом за этим огарком

В грядущем узнать, невзначай,

Обычный щелчок зажигалки

И круто заваренный чай.

Б. Пастернаку

Кричал суфлёр в немую сцену.

За рампой волновался зал.

И Гамлет, чувствуя измену,

Напрашивался на скандал.

И наконец, осилив робость,

Схватил пространство в монолог,

Века отбрасывая в пропасть…

Как будто промолчать не мог.

Вдруг станет близким всё, что дико

Тогда ревело на ветру.

Летели в ночь обрывки крика

И вспыхивали на яру.

И заслоняла нас держава,

Как небо, тучей грозовой,

Пока негромко Окуджава

Всё пел и пел про долгий бой…

Олегу Афанасьеву

Неясным впечатлением живу —

Как будто вижу берег в дымке синей,

И не пойму – во сне ли, наяву

Идут снега над городской пустыней.

И кажется – не снег летит, а прах

Сгоревших кораблей за облаками…

Как будто там – на этих облаках —

Сгорает всё, придуманное нами.

Проливала сургуч почтариха,

Как звезду на плечо генерала.

Не меня, а какого-то психа

Привечала судьба, пригревала.

Где ж теперь этот остров чадящий,

Утопающий в гуле и гвалте,

Что теперь я, как тот, настоящий,

Словно псих, всё рисую на карте?

В нём таился секрет непростой,

И любое посконное рыло

Отражалось – и блеск золотой

Расплывался по харе блудливо.

И любой нечестивец до слёз

Хохотал от такой позолоты.

Жаль, что кто-то в кармане унёс

Это зеркальце дивной работы.

Не отставной майор, не юнкер Шмидт,

А так себе – без должности, но служит.

Порою, он по-птичьи говорит,

Порою брань ответную заслужит.

Не Тёркин из газет, не книжный Швейк

С весёлою отмычкой наготове,

А флибустьер, решительный, как Дрейк,