Макс Армай - 33 Буквы

Природа — незадачливый алхимик:
Всё золото ушло на серебро,
Лимонно — жёлтый — в тускло-серый льдинок,
Что по-ветру рассеет, всё равно.

Так седину май подарил июню,
Как мудрость прожитого — для того, кто юн.
Но тот беспечно взял, да тут же дунул,
Лишь проворчав. — Зажился старый врун!

Мне жаль, наверно, каждую строку.
Оставить всё? — Да нет, я не могу:
Порой строка, как боли крик, с листа,
Порой корява, а порой пуста.

И как понять — что лишнее, что нет,
Где каждым словом я почти раздет?
А коль не я, так кто-нибудь другой.
И мне решать, ведь стих-то этот — мой!

Весь день сижу. С обеда — до зари.
Шепчу в отчаяньи. — О, муза! Вразуми!
А та, в ответ. — Грешно валить на дам!
Давай-ка, милый, разбирайся сам!

Очистилось небо от туч.
И солнце сочится светом.
Набух каждый тоненький луч
Спелым, как осень, летом.

И пылью укрылась трава
От, в гости спешащего, зноя.
Меня же — зовёт синева
Далёкого, тёплого моря.

Уверен я — это не так.
И тьма не всегда хуже света.
В сияньи не виден мрак.
Но в белом — лишь часть ответа.

И тени — пусть даже не след,
Но, всё-таки, свойства предмета.
Тень зла, если горек свет.
И корни зла, видимо, в этом.

Гонит ветер по улицам пыль. —
— Это утром осыпались звёзды.
Я из сна возвращаюсь в быль,
Неохотно, в надежде, что поздно.

Проблуждав опять целую ночь,
Там, где мир не испорчен словом,
Я, не в силах судьбу превозмочь,
Сам к себе был притянут снова.

Ткнулась в тело легонько душа. —
— Но глаза, как и прежде, закрыты.
Улыбнулась тогда и ушла, -
— Наконец-то оковы разбиты!

Но швырнул рот вдогонку зевок. —
Как в усмешке скривились губы.
Вот из плоти наброшен силок,
И я вновь — мясо, кость и сосуды.

Жизнь туга и упруга,
Словно данное слово.
Нежно взяв мою руку,
Ставишь сеть птицелова.

Но я вовсе не птица.
А коль птица — то ворон.
Не спеши оступиться —
— Темнотою я полон.

Чёрной полосою — в стынущий закат.
Кто пошёл за мною — сам же виноват.
На дороге ветра — глупо клясть судьбу.
Тот, кто ищет света — обретает тьму.

Но желая счастья, ты зовёшь покой.
Только где же взять мне то, что не со мной?
Солнечные блики — на моей тропе.
Небеса привыкли к тем, кто налегке.

Белым покрывало — туман.
Солнца шар над лесом повис.
Подойдя к небесным вратам,
Ночь готова выйти на бис.

На траве — ни дождь, ни роса.
Там сегодня горько от слёза.
Видно это кто-то из нас
Жизнь воспринял слишком всерьёз.

Дорога, не дойдя до половины,
Когда казалось — вот он, небосвод!
Слегка вильнув, сбежала на равнину,
Где жизнь дана в цене иных забот.

Так путь земной приблизился к пределу,
И я не мог идти судьбе вослед.
Здесь, на вершине, даже пепел — белый,
И все равны — и миг, и сотня лет.

Но шаг вперёд — как вредная привычка:
Мне не дано остановить свой бег.
Жизнь — коробок, где я — лишь только спичка:
Себя беречь — не вспыхнуть и во век.

И тело разорвав своей рукою,
Тугую нить я сплёл из жил и вен,
Чтобы расставшись с тем, что было мною,
Дорогу дальше обрести взамен.

Мы поставили стол на вершину утёса.
Смена блюд — под завистливый чаячий крик.
Ветер капли вина пил без нашего спроса,
И хватал, что хотел, солнца жаркого яростный блик.

Ели молча, неспешно, взирая на сонное море.
Каждый думал, наверно, о чём-то сугубо своём,
И, конечно, о том, что должно к нам прийти уже вскоре —
С чем никто не хотел бы, остаться на вечер, вдвоём.