Макс Армай - 33 Буквы

Вот рвётся надвое подушка.
И все стихи мои — в клочки.
Ты — прелесть, милая подружка!
Я не сержусь. Совсем. Почти.

Как флаг весны — зелёный лист.
До остановки — птичий свист.
И неба не увидеть дна,
До ночи, с самого утра.

Но трассой, мнимою, дуги,
Подобно звёздам мчатся дни,
Чтоб и теперь, в какой уж раз!
Остаться — только горсткой фраз!

Нельзя сказать, что было очень жарко,
Но солнце светом наполняло небо,
Что, как на чашку — крепкая заварка,
Загаром лечь пытался мне на тело.

И на земле, как будто отраженье,
Лимонным золотом, разлитым над травою,
Ста тысяч одуванчиков свеченье
Меня слепило ярой желтизною.

Пусть зреет переменой жизнь —
— Мне безразлично.
Что сладкий сок, что зла полынь —
— Мне всё привычно.

Но, всё же, где-то про себя,
Я знаю точно,
Какая мне нужна земля
И что за почва.

Душа — невыросший цветок —
— Стремиться к свету,
Как утро — прямо на восток,
А зелень — к лету.

Но путь отмечен темнотой,
Как мир — страданьем:
Здесь дарят встречу с красотой —
— Пот и старанье.

Все дни давно наперечёт.
А жизнь — стоит и не течёт.
И как под тиной — гладь пруда,
Уж пахнет затхлостью судьба.

Слова, что рвались раньше в крик,
Теперь — лишь тихий шелест книг.
И кровь — что ледяной поток.
И нервы — как червей комок.

За небо держусь руками.
Как сталь, холодна синева.
Вот пальцы мои и узнали,
Сколь страшны бывают слова.

Короткая, тихая фраза.
Не верил. Считал — ерунда!
На деле — хватило и раза,
Чтоб в небе висеть, как звезда.

Но только, для чуждой плоти —
— Ни места там, ни пути.
И тянут на землю кости.
И мне от земли — не уйти!

Не я жизнь выбрал, а она — меня.
А я — лишь молчаливо согласился.
Случайность, Бог, Безликая Судьба —
— Какая разница? Я взял и появился!

И мне ни кто, ни что не обещал:
Ни главной роли и не роль статиста.
Мне мир не должен. Я не задолжал. —
— Свободны мы, и в том — наше единство.

Та пустота, что ощущал вокруг,
И холод чей был раньше лишь снаружи,
Теперь, как червь, ползёт на сердца стук
И проникает, с каждым днём, всё глубже.

И мир от этого становиться бледней,
Мои желания — бескровнее и глуше.
Я словно сад раздавленных камней,
Иль кладбище, где проклятые души.

Как гусеница — до зелёных листьев,
Был жаден я до сочной плоти слов:
Я их жевал, до вкуса горьких истин,
И обгрызал до мировых основ.

Но всё всегда имеет свою цену —
— И впереди ждёт цепь метаморфоз:
Я сердцем ощущаю перемену,
Как мягким местом — дюжину заноз.

А дни, по-прежнему, — трёхмерный лабиринт,
Где я потерян, как в стогу — иголка.
И я шепчу — найди и забери!
Иль помоги… Ну помоги, немного!

Но скрытое во мне, увы, молчит.
Собой в себе часть назову лишь только.
А остальное же — сугубо тайный чин.
Вот и молчит — печально, иль с издёвкой.

Бросил в поле я крик
И взглянул в вышину. —
— Нет на небе улик.
Я стою, не дышу.

Перезрела душа.
Кто ж сожнёт урожай?
Жизнь ещё не ушла,
Но уж слышу. — Отдай!

Но не в рай, и не в ад:
Сказки мёртвых — пусты.
Пастухи людских стад
Не грязны, не чисты.

В каждом смертном — душа.
Каждый должен дать плод.
Но из сотни — одна,
Остальные — в расход.

Только, всё же — кто жнец?
Кто владелец серпа? —
— Ни певец, ни кузнец,
Ни блаженный, с креста.

Холод дышит с небес.
Цель, наверно, проста.
Но из бренных телес,
Книга истин — пуста!