Антон Дубинин - Вернуться бы в Камелот

Запрокинув лицо, в свод небес, словно в чашу огня,
Чашу крови Христовой — смотри, сколько выдержит взгляд.
Путь высокий, я знаю, наверное, не для меня,
Но ступив на него, ни один не вернется назад.
Не вернется никто тем, что был, а в полете с высот
Кто не вырастит крыл, тот о камни лицо разобьет,
Эти серые камни любимой и смертной земли.
— Что ты делаешь здесь? Все, кто был с тобой, в небо ушли.
Вон их длинные стяги над башнями из облаков,
Они знают теперь то, что ты никогда не поймешь,
Им не нужен никто, и они недоступны для слов,
Не зови же из мглы и любовью своей не тревожь.
И далек и почти нереален оставленный дом,
И теперь твои сны — об одном и стихи — об одном,
И теперь ты прикован навек и тебе не уйти,
Хоть других не спасти и, наверно, себя не спасти.
Ты ответишь за все, и путей не бывает иных.
Ты пришел на святую могилу, она же пуста.
Ты остался один, и сияет с небес ледяных
То ли чаша Грааль, то ли просто твоя правота.

Камни все во вьюнах,
Запах травы и смол.
Вот куда ты пришел,
Вот она, тишина.
Кто от чего бежал —
А ты — от любви земной.
Небо над головой,
Вереск к земле припал.
И как деревья нем,
Смотришь сквозь воду дней.
Ты бы вернулся к Ней,
Если бы знал — зачем.
Что же ты ныне ждешь,
Солнца встречая взгляд.
Всадники бури мчат
В небе, и будет дождь,
Будет гроза.
Рыцарь зеленых скал
Без чести и без чудес,
Плачь под рукой небес —
Ты ведь не избежал.
Часовни в лесу не смей
Перед грозой искать.
Травы тебе под стать,
В них и молись о Ней,
И о грозе.
Леди легенд и дней
Память твою возьмет,
Честь твою разобьет
Хрупкой рукой своей.
Ветер над головой,
Вереск и чистотел.
И не любви хотел —
Снова бы стать собой…
Горе тебе…

Что принесешь из странствий ты на круг —
Тьму глаз и пустоту усталых рук,
Рассказ о том, как не допущен был,
Рассказ о ветре, что глаза слепил,
Как были сотни сильных и прямых
И лишь один, прошедший мимо них
Наверх, с лицом спокойно-молодым,
Уже навеки неподсуден им?..
Или о том, как черные быки
Ступали на бесплодные пески,
И знали все, что по пути с вершин
Из белых возвратится лишь один? [1] Сон сэра Гавейна (Мэлори).
Виденья — или пару рваных крыл —
Как ветер с ног сбивал, но не убил,
Как сын отцу протягивал с седла
Копье к земле, и кровь с него текла.
А тот отшельник, верно, был святой,
А этот меч уже не будет твой —
Он лучшим был, тебе ж прощенным быть,
Но ты домой вернулся, чтобы жить.
Один из трех ушел, другой сокрыт,

Вернулся третий — пусть он говорит,
«Но что же вы глядите на меня,
Я дом пустой, светильник без огня,
И вот ответом сотням ждущих глаз
Позвольте мне не говорить сейчас».

Но ты стоишь в кругу, и все молчат,
И твой черед; не поднимая взгляд,
Пустой не простирая им руки,
Что знаешь ты последнее — реки:
«Live pure, speak true, right wrong, follow the King.» [2] У Теннисона — девиз рыцарей Круглого Стола: «Живи чисто, реки правду, исправляй искажение, следуй за Королем».

Я один и, наверно, сейчас ты тоже один,
Проводил зарю, и нескоро встречать зарю.
Час турниров минул, и ты у огня сидишь,
Я сижу у огня и в огонь с тобой говорю.

Есть на свете замок, зовется он Замок Слез,
Кто бесстрашен, тот может ступить на его порог,
Где лишайник и мох на белых камнях пророс,
Где у арки ворот остаются лишь ты да Бог.

Сонм недвижных фигур пылится в белых стенАх,
До которой из них нам судьба позволит дойти?
То не статуи, Глэймор, а рыцари вроде нас,
В зачарованном сне онемевшие на пути.

По ночам лишь плачут они, и плачут о том,
Кто не ведает страха и тяжести не несет,
Кто придет с огнем, или песней, или мечом,
И неведомо как от безмолвия их спасет.

И застыли у арки ворот, отпустив коней,
Двое рыцарей, Глэймор; и были то мы с тобой,
Чтоб, увидев смерть, не склониться молча пред ней,
Но с отвагой и вежеством смертного дать ей бой.

Шаг двоится под каменным сводом.
Вот мы пришли.
Как темно. Отзовись или руку дай в темноте.
Но не время желать, по законам чужой земли,
(Как могли мы подумать, что мы избранники те,
Для кого расцветут гобелены уснувших стен
И под чьей беспечальной рукой лопнут сети чар?..)
Сон на членах моих; мы, похоже, попали в плен,
И вернуться нельзя, и нет сил обнажить меча.