Хаим Нахман Бялик - Стихотворения и поэмы

словно прозрачный голос самого

безмолвия. Своей душе он пел,

про себя, еле внятно; и бесстрастна,

таинственна, темна, как сама ночь,

доносилася песнь, и леденело

от спокойного холода ее

в груди; и не понять было, откуда —

из темной ли норы в его душе

тихо выползла песнь черной ехидной

и потянулась к воде, — или он

ее глазами выманил из бездны

речной, и песнь тихо ползла оттуда

к его душе...

И так пел человек:

"Черные, дремлют бездны реки Аваддона,

Загадку смерти гадая...

Вопли миров сокрыты во тьме ее лона

И великая боль мировая...

Где же Заря Искупленья? — Она, как блудница,

Играет и с нами, и с Богом —

В тимпаны, веселая, бьет и в пляске резвится

Где-то по горным отрогам..."

Тихо слушали юноши. Глаза их

приковала река. Глубь Аваддона

им ужасное некое шептала,

и золотистые звезды дразнили

из черноты пучины. А кудрявый

застыдившийся отрок поднял гальку

на берегу рассеянной рукою

и швырнул в воду — и нутро реки

шарахнулось, забегали морщины

по искаженной поверхности, звезды

удлинилися в змейки золотые

и зигзагами трепетно и резво

рассыпались везде... И колыхнулось,

как река, сердце юношей, и дрожь

по членам проскользнула — и не знали,

отчего. Черным пламенем сверкнули

очи Грозного — пламя Сатаны, —

и голос стал другим, и вдруг окреп,

разрастаясь и трепетный, и гневный:

"Из бездн Аваддона взнесите песнь о Разгроме,

Что, как дух ваш, черна от пожара,

И рассыпьтесь в народах, и всё в проклятом их доме

Отравите удушьем угара;

И каждый да сеет по нивам их семя распада,

Повсюду, где ступит и станет.

Если тенью коснетесь чистейшей из лилий их сада —

Почернеет она и завянет;

И если ваш взор упадет на мрамор их статуй —

Треснут, разбиты надв?е;

И смех захватите с собою, горький, проклятый,

Чтоб умерщвлять все живое..."

И тогда Светлоокий, что стоял

одиноко поодаль, опираясь

о прибрежный утес, и в темном небе

следил свою звезду, — тихо ступил

ближе к юношам, глаз не отрывая

от неба, и спросил:

— Братья мои,

а знакома ли вам песнь Утешенья,

песнь Искупленья и Конца?

Но те

не слыхали, не двинулись и взоров

не отвели от реки, ибо душу

поглотила песнь Грозного. Сидели

недвижные, немые, и казались

черным рядом надгробных изваяний

на собственном кладбище. — Только снова

тот самый отрок в золотых кудрях

важно выпятил грудь и, лицемеря,

отвечал:

— Разве горная газель

могла забыть свой голос...

И не кончил,

смутясь, ибо покоились на нем

два ясных глаза; и вложил смущенно

кончик мизинца в рот, словно ребенок,

что солгал и попался, и усмешка

пристыженно играла в ямках щек.

И улыбнулся ему Светлоокий

улыбкою прощения; но скорбно

стало его душе; и отошел

снова к утесу, и взором унесся

в небо.

А песнь Загадочного крепла,

нарастала, как буря, как звериный

рев, увлекая буйными волнами

юношей; и зарычали они,

словно львята, и вместе с мощью клича

в них нарастала ненависть сильнее

смерти, пронизывая, опьяняя,

искажая лицо и зажигая

черное пламя в глазах. И качнулась

тогда река сплошной черной громадой

от берега до берега в едином

колыханьи, как будто бы дитя

в колыбели, и вместе зашатались,

зазмеились, забегали в пучине

рыбками золотыми искры звезд:

"Ибо то — Песнь Гнева, что в ночь Божией мести

Родилась, восприята кострами,

Из крови отцов и детей, и из девственной чести,

Растоптанной в муках и сраме..."

Но в этот миг вскочил кудрявый отрок

и показал рукой на крутизну

по ту сторону волн, и закричал:

— Смотрите!..

Юноши подняли взоры,

и упало в них сердце: там, напротив,

с высоты, что над кручею обрыва,

словно ангелы, легкие, касаясь

едва земли, нисходят ровным рядом

белотелые девы. Стройной нитью,

нога к ноге, идут они, и руки

подняты, словно тянутся к лучам

месяца, и, как очи одержимых

лунным недугом, закрыты глаза;

на челе их — терновые венцы,

и муки мессианские застыли

в чертах лица; в тени ресниц их дремлет

изначальная вера, и улыбка

на губах опочила.

И узнали

их юноши, и замерло в них сердце:

ибо девы, с закрытыми глазами,

близились к темной круче над рекою,

и чрез мгновенье останется шаг

между ними и пропастью. Вскочили

юноши, закричали, замахали

руками — но, не внемля и не видя,