И чтобы под знакомый шепот твой
Душа, звеня и претворяясь в тело,
В последней страсти, страшной и немой,
Крылатым пламенем истлела.
IV. З. Г.(«Из разноцветной вырезан бумаги…»)
Это — песня последней встречи…
Анна Ахматова
Из разноцветной вырезан бумаги
Домов на перекрестке длинный ряд.
В плененном небе голубые флаги
Обветренного сентября.
Еще я здесь и все еще — как было.
Веселый ветер дерзок и высок;
Заносит сердце змеем многокрылым
И проливает в окна пряный сок.
Смеясь, пройду сквозь переплеты комнат.
Рассыплю в шутку по подушке прядь.
Меня такой веселой не запомнить.
Меня такой спокойной не узнать.
А там, по новому, неотвратимо
Зовет гудок и подрезает нить.
Взывает ветер. Это я, любимый.
Да, это я. И все короче дни.
Глушит сентябрь. И я смеюсь, глухая,
Пуская змеем первую звезду.
Под клавишами слезы набухают.
И притаились. И растут.
(8.9.1935. «Даугава». 1980. № 6)
V. Лирическое отступление
Так много лет последней нашей встрече,
И все-таки все в памяти ясней:
Пустая улица, томящий майский вечер
И боль учтивой нежности твоей.
Как перепутались дороги, сны и годы,
Как покатилась жизнь запутанным клубком!..
Манила тишиной и радостным восходом,
Веселым шепотом и розовым теплом.
Кружилась молодость и с птицами звенела,
И в небе таяла полоской огневой.
Но память, жадная, как сохранить сумела
Твою печаль и тихий голос твой?..
И лунный парк, старинный, соловьиный, —
Ты помнишь губ дрожащее тепло
И улиц темноту, где след наш поздний, синий
Легко сметает времени крыло?..
Не знаю, где ты, и разлука длится.
И ночь. И дышит май из-за угла.
Моя душа — как будто из теплицы, —
Так много нужно ей тепла.
У нас опять шумят дожди и ветер,
А где-то синь, и непогоды нет…
В который раз гадаю, где на свете
Затерянный мне отыскать твой след?
Как год, как день — иссякла четверть века.
Неуловимо молодость прошла.
Как много в жизни надо человеку
Любви и нежности, и света, и тепла!
Ведь для иных приходит слишком поздно
Простая правда радости земной;
Ты о другой мечтал под небом звездным,
А грусть свою и боль делил со мной.
Куда мне письма слать? В каких широтах
Разыскивать тебя? И как понять,
Что, может быть, обрюзгший, желчный кто-то —
Тот самый ты, который звал меня?
Ты опоздал. Назад был путь немыслим.
Но голос прошлого ничем не заглушить. —
Есть верность памяти и верность мысли,
И верность — нерушимая — души.
VII. «Прошу тебя, будь!..»
Прошу тебя, будь! Прошу тебя, будь, —
Всем срокам наперекор!
Пусть не рядом со мною. Пусть где-нибудь.
Как во сне. Как и до сих пор.
Осенью, летом, зимой и весной —
Будь со мной.
VIII. «И все же чую, что уходишь ты…»
И все же чую, что уходишь ты.
И не заполнить странной пустоты,
И не вернуть тебя ни словом, ни строкой.
Ни к облаку протянутой рукой.
Как не вдохнуть последнего глотка,
Издалека… издалека… издалека…
Она дала мне жизнь. Она из года в год
Меня от бед руками заслоняла.
Она одна простит. Она одна поймет
И вынет из души отравленное жало.
Несли покой сквозь тяжкие года
Ее умелые и ласковые руки.
А я на нежность так скупа всегда,
(Хотя душа корежится от муки).
Росли года. И с тем, как время шло,
Росла ее любовь. Росло ее терпенье.
Она — мой дом. Она — мое тепло.
Она — последнее и полное прощенье.
Года и немощи кладут свою печать.
Под гнетом старости изнемогает тело.
Как словом высказать, как наверстать
Все то, чего я дать ей не сумела?..
Унесли мою тихую радость в осенний закат
По аллее, овеянной звоном и ржавой листвою,
Где кропил позолотой навстречу тебе листопад,
Где колышутся клены над самой твоей головою
Ты так тихо уснула и не было лика светлей, —
На груди успокоились милые бедные руки.
А за далью кладбищенской, в сумерках синих путей
Еле слышно, сквозь сон поднимается голос разлуки.
Но сейчас тишина так ясна, так светла над тобой.
Нынче — праздник, и ты отдыхаешь в венчальном уборе.
Перед вечным покоем, таким осиянным, как твой,
Опускается ниц и мое неумолчное горе.
Читать дальше