Алла Кузнецова - Живучее эхо Эллады

Страдал Геракл, болезнью истомлённый,

Явился в Дельфы, в тот же храм вошёл

И замер, вопрошая Аполлона:

– Чем искупить, о боже, грех большой?

Но пифия ответа не давала —

Он повторил опять свои слова!

Тогда она Геракла прочь изгнала,

Уткнув в бока златые рукава

И в ход пуская слов своих витийство:

– Презренный!.. Как ты смеешь мне мешать?!

Не стану осквернённого убийством

Священными словами утешать!

Ещё сказала: – Выйди вон, острожник,

И не входи, покуда я жива!

И он ушёл, забрав её треножник

(С него вещала пифия слова).

Сам Аполлон вмешался в эту ссору:

– Верни треножник!..

Брат и не моргнул.

Могучий Зевс не выносил позора,

Он между братьев молнию метнул

С небес над Олимпийскою горою,

Разъединив схватившихся сынов.

И пифия дала ответ герою,

Что был страшнее всяких дерзких снов:

– Ты будешь продан в рабство на три года,

А плату пусть получит царь Эврит!

Все деньги передашь ему в угоду,

Как выкуп за Ифита, что убит.

Поторговался, погрустил маленько

Несостоявшийся царя Эврита зять…

Сам бог Гермес отнёс на остров деньги,

Да только царь не пожелал их взять.

Опять Геракла боги наказали

(Он снова раб?.. Да это сущий бред!),

Продав героя в Лидию Омфале,

Царице, будто созданной для бед.

Когда Геракл был изгнан из Эвбеи,

Не получив желанную Иолу,

Перестрадав душою неудачу,

Он высмотрел успокоенье в том,

Что, наконец, отправится к Ойнею,

Владыке Калидонского престола,

Решит немаловажную задачу

И Деяниру уведёт в свой дом.

Не он ли успокоил Мелеагра

В печальном царстве мрачного Аида,

Пообещав назвать своей женою

Его осиротевшую сестру?!

Но, к разочарованию Геракла,

Весь двор Ойнея был битком набитый

Такими же, подобными герою,

Мужами, поспешившими к царю.

Здесь, в Калидоне, их пути-дороги

Сошлись в одну на зов царя Ойнея:

– О славные воители – ахейцы,

Вас почитаю всех за сыновей,

Но тот шагнёт через мои пороги,

Став мужем Деянире, кто сильнее,

Кем правит воля, мужество имеется,

Кто выстоит!..

И в этом весь Ойней.

Среди гостей похаживал, как дома,

И бог речной, могучий Ахелой —

Улыбка на устах, в глазах – истома —

Высматривал, вращая головой,

Как сокол жертву, смельчака для боя.

Такой, казалось, всех бы превозмог…

Залюбовался царь: «Хорош собою!..

И ко всему – бессмертен этот бог!»

Переминаясь на ногах, молчали,

Взгляд отводя от бога, женихи,

Лишаясь права, волю дав печали,

Коснуться Деянириной руки.

Царь выказать сумел пренебреженье,

К угрюмым трусам тут же став спиной,

Один Геракл был твёрд в своём решенье,

Не менее силён, чем бог речной.

Соперники, вперив свой взор друг в друга,

Безмолвствовали в поисках слабин.

Вот Ахелой простёр к герою руку:

– Зачем ты врёшь, что громовержцу – сын???

Тебе Олимп бессмертие пророчил?!

Тому не верят даже дураки!

И так Алкмену, мать его, порочил,

Что у Геракла сжались кулаки:

– Послушай, бог! – сказал герой сквозь зубы, —

Я лаяться, как баба, не привык!

Прости, что прямо говорю и грубо,

Мне лучше служат руки, чем язык.