Алла Кузнецова - Живучее эхо Эллады

Итак, герой был продан в рабство

Царице Лидии – Омфале —

За буйство, посланное Герой,

Когда Геракл убил Ифита.

Познал невиданное хамство,

Три года проведя в опале,

Где жил надеждою и верой,

Глотая горькую обиду.

Царица, гордая по нраву,

Над сыном Зевса измывалась,

Выискивая униженья,

Невыносимые порою,

Считая, что имеет право,

Купив раба, забыть про жалость,

Испытывая наслажденье

От издевательств над героем.

Она огромного Геракла

Рядила в женские одежды

И заставляла прясть кудели

И ткать, служанок веселя.

Её фантазия не чахла —

Горела пламенем надежды,

Когда чуть свет в своей постели

Придумывала вензеля.

Там «Г» и «О» замысловато

Переплетались вязью тонкой,

И это было сердца тайной

Царицы, что на вид строга.

Но разве сердце виновато,

Что билось трепетно без толку

В прикосновениях случайных,

Где друга держат за врага.

В душе испытывая муку

(В любви и смерти все едины),

Царица мучила героя,

Спасаясь царственным щитом,

Как тот паук, что чует муху

В дрожанье тонкой паутины,

Спешит!.. Но тут же брюхо вскроет,

Желая крови хищным ртом!

Царица часто наряжалась

В героя звонкие доспехи,

Накинув плащ из львиной шкуры,

Что волочился по земле.

Забыв про совесть и про жалость,

Кривила рожицы для смеха

И в глупой роли балагура

Казалась бабочкой во мгле.

Два светлых лучика согрели

Гераклу сердце в рабства годы…

Когда позволила Омфала

Сходить к авлидскому царю,

Он шёл и слушал птичьи трели —

И ощущение свободы

Героя в небо поднимало,

Где Эос [20] красила зарю.

Его вторым лучом свободы

Был многодневный путь в Колхиду,

Когда в походе аргонавтов

Имел участие и он…

Нет, не такой Геракл породы,

Чтоб жить рабом, терпеть обиды!..

Но стерпит, если очень надо,

Хоть редкой силой наделён.

В бесправии три года миновало,

Но не забыл Геракл о мести Трое:

Освободясь от рабства у Омфалы,

Собрал надёжных воинов-героев.

На кораблях (их было восемнадцать)

По гребням волн, трепавшим их жестоко,

Желая за обиду расквитаться,

Неслись ахейцы к северо-востоку.

Сбивали вёсла хлопья белой пены

(Толкли гребцы часами «воду в ступе»),

И, наконец-то, всплыли Трои стены,

Твердя собой, что город недоступен.

Геракл промолвил: – Нет для нас преграды!

Осадим город и прорвёмся брешью,

Вменив немноголюдному отряду

Охрану кораблей у побережья.

Сошли на берег, выставив охрану

(Мужей надёжных во главе с Аиклом),

И двинулись на город утром рано

По морю трав, что от шагов поникли,

Списав по простоте своей со счёта

Коварный нрав троянского владыки.

– Прислушайтесь, герои, – молвил кто-то, —

От наших кораблей несутся крики!..

Услышав голоса сквозь шум прибоя,

Геракл предположил царя крамолу:

– Скорей назад!.. Мы все готовы к бою! —

Меч оголив, понёсся первым к молу.

А следом Теламон, Гераклу вторя,

Взывал: – Живее!.. Нам ли их бояться?!

Не для того мы долго шли по морю,

Чтоб корабли пожертвовать троянцам!

О, как неслись воители на берег,

Желая на врага свой гнев обрушить,

Но поздно было… Не хотелось верить,

Что бог Танат исторг несчастных души.

Без мала весь отряд был перебитым,

Лаомедонт сбежал – и берег замер.

Оикл, упав на каменные плиты,

Глядел на небо мёртвыми глазами.

Взбесил Геракла вид кровавой сцены:

– Догнать!.. Поймать!.. Убить царя – урода!..

Лаомедонт успел вбежать за стены —