Потом, приехав к нам по туру,
испанский бывший офицер
нам оплатил тот выстрел сдуру
за свой ошибочный прицел.
Всем, кроме совести, торгуя,
он чист перед своей виной.
Но кто простит вину другую —
нам за войну с родной страной?
Мы столько овощехранилищ
постыдно сделав из церквей,
на покаяние решились,
а стыд со временем стыдней.
Придется долго нам стараться,
губами ерзать по кресту,
чтобы в припадках реставраций
вернуть всем храмам красоту.
К свой стране теряли жалость
в гулаговские времена.
Дай Бог, чтобы не продолжалась
с народом собственным война.
Война прошла, но чья победа?
В нас что-то выжжено дотла.
Приходится платить полвека
лишь за одну минуту зла.
1977–2011
Мы живем в одном времени
и с бабусями сирыми,
и с волненьями в Йемене,
и с волненьями в Сирии.
Жить хотим посчастливее
жлобской жизнью кощейской.
Да и что нам до Ливии,
до станицы Кущевской.
Нам бы больше валюточки.
Нам вредны даже вздохи.
Мы вообще неволнуйчики
нашей нервной эпохи.
Взрывы и наводнения
в Чили и Конотопе —
это лишь треволнения
тех, кто взорван, утоплен.
Так, наверно, не выскажут
люди этой породы,
но дыханье их выстужит,
не дай Бог, все народы.
Все взорвется на свете
не террором, не буйством,
а палаческим этим
сволочным неволнуйством.
2011
Прощание с Вацлавом Гавелом
Теперь все не верят политикам на слово,
не зная, что скрыто у них на уме,
но люди поверили в Гавела Вацлава,
спасшего право на Слово в тюрьме.
И рядом с примазавшимися нуворишами
к его могиле придут в этот день
тень Сахарова,
что-то недоговорившая,
и Палаха
недогоревшая тень.
Всегда оккупация —
ложь аморальная.
К могиле придет,
себя сам не простя,
танкист,
застрелившийся где-то в Моравии,
нечаянно там раздавивший дитя.
И Восемь Отважных с коляскою детскою
придут на могилу,
плакаты неся.
Моя телеграмма наивная,
дерзкая,
туда прилетит,
пожелтевшая вся.
Рос я вблизи нумерованных ватников,
двух арестованных дедушек внук,
Мир я ушами, глазами ухватывал,
и у ноздрей на свободу был нюх.
Песню поймал среди вьюжного воя
в ближнем Гулаге —
ее не забыть! —
«Сбейте оковы, дайте мне волю!
Я научу вас свободу любить».
Свобода…
Успели вовсю измарать ее,
словно одну из обманутых дур.
Ловко притворные демократии
это же скрытый подвид диктатур.
Как нам бациллы бесправия вывести?
Кто в человечестве полностью чист?
Где государство сплошной справедливости?
Кто нас достоин свободе учить?
Как вырабатывать совести правила,
где вне закона вражда и война —
вот что у края могилы Гавела
Чехия думает,
и не одна.
Столько уж лет мы без Гитлера, Сталина,
а на планете все не путем.
Знаем, что надо свободу отстаивать.
Кто нам подскажет —
что делать потом?!
23 декабря 2011
В первые же дни оккупации Чехословакии советскими войсками в 1968 году Е. Евтушенко послал телеграмму протеста против вторжения на территорию братской Чехословакии в адрес Политбюро, телеграмму поддержки правительству Дубчека, беспрецедентно арестованному у нас в гостях, и стихотворение «Танки идут по Праге». Во время Перестройки Председатель Национального Собрания Дубчек, приехав в СССР, выразил поэту сердечную благодарность.
Когда Гавел был арестован, Евтушенко вместе с другими российскими писателями подписал ходатайство о его освобождении. Гавел был выпущен из тюрьмы. Они виделись во время приезда Гавела в СССР с первым официальным визитом и в Словакии после его ухода с президентского поста, где Евтушенко был председателем жюри кинофестиваля.
Имена Восьми Отважных, вышедших на Лобное место 26 августа 1968 года с протестными плакатами против оккупации Чехословакии: Лариса Богораз, Наталья Горбаневская с ребенком, Вадим Делоне, Владимир Файнберг, Владимир Дремлюга, Павел Литвинов, Татьяна Баева, Константин Бабицкий. Все они давно полностью реабилитированы.
Ян Палах – пражский студент, покончивший с собой самосожжением в знак протеста против оккупации.
Самоубийство советского танкиста в Моравии было далеко не единственным.
Не надо бояться народа,
когда он за правду встает,
а если он не без урода,
он все же родимый народ.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу