Клавдия Пестрово: Цветы на подоконнике

Над бухтой всходит, синей тенью,
Прохладная луна,
И в сердце льется примиренье,
И в душу — тишина.

Когда к тебе, ладонью черной,
Потянется тоска,
Не поддавайся ей покорно —
Смотри на облака!

Смотри на розовые башни,
На белых лебедей,
На змеев, на драконов страшных,
На скачущих коней.

Скользят, меняют очертанья, —
То парус, то собор,
То вдруг монах с подъятой дланью…
Не поспевает взор.

Смотри на облака. Всё минет.
Ведь, вечной боли нет.
Сегодня — мозгло, мрачно, зги нет!..
…Тем ярче завтра свет!

Родился месяц, нежно выгнул спинку,
Окинул взором долы и леса
И, тоненькой серебряной пластинкой,
Взошел на палевые небеса.

В саду деревья задышали сыро.
С чулком старушка вышла на порог
И, убаюканный вечерним миром,
Закрыл тюльпан оранжевый глазок.

«Мир на земле и Богу в Вышних Слава»
шуршал тихонько ветер по листве.
И в сердце больше нет дневной отравы —
Один покой и синий звездный свет.

Как рано наступила осень…
Как рано облетели листья!
Как нежно в голых ветках просинь
Наводит осень, бледной кистью…

Но все еще янтарно ярко
Песков сияние на мысе
И черной, траурной помаркой
Грустят в том блеске кипарисы.

И никнут летние дерзанья,
Как градом сбитые колосья.
Даль океана все туманней
Как рано наступила осень!

Тепло и тихо. Нет вчерашней стужи.
Дождь подбодрил усталую траву
И крутогрудый голубь пьет из лужи
Сияющую неба синеву.

Медовый ветерок гоняет стадо
Ошеломленных листьев по траве
И в воздухе круженье листопада,
Как золото на выцветшей канве.

И астры тлеют пламенем прощанья…
Когда-нибудь… В иных уже мирах…
Я, вспомнив вдруг земли очарованье —
Земную осень, — захлебнусь в слезах.

Взметнулись ветры вешние,
Дыханием земли
И вновь, тоской нездешнею,
Позвали журавли!

В дымящихся проталинах —
Весь аромат земли!
В оврагах, на прогалинах
Фиалки зацвели…

Смирись, метанье русское!
Бродяжнический дух!
Ходи тропинкой узкою,
Протоптанной (всё в круг…)

Забей окошко ставнею —
Пусть ветры не поют!
Баюкай скукой давнею
Насиженный уют.

Но все пути размерены
И ставня — настежь! — трах!
И сердце вмиг затеряно
В обетованных мглах…

Ветер рыщет в коноплянике,
Ветер путает овсы…
Ах, как сладко, Божьим странником,
Мерять версты по Руси!

Все, из сердца, вынуть тернии…
Спать в оврагах, по жаре,
Слушать шорохи вечерние,
Встретить солнце, на заре…

Со слепцом, у храма Божия,
Петь про реку Иордань
И — каликой перехожею —
Протянуть смиренно длань.

А под вечер наступающий,
На откосе, в дымной мгле,
Над костром сидеть пылающим
И картошку печь в золе.

И, запив вечерю скудную
Родниковою слезой,
Вновь брести — за изумрудною,
За бродяжеской звездой…

Ходит ветер по черной воде,
По следам на песчаной гряде.

Навзничь тело покойно лежит,
Очи смежены накрепко спит.

Караси, серебристой каймой,
Вьют узор над его головой.

Спутал волосы тонкий тростник,
Улыбаясь, застыл мертвый лик,

Словно в заводи тихой лесной
Он обрел долгожданный покой.

И снуют пауки-плавунцы,
Заметая земные концы…

Ходит ветер по черной воде.
Саван туч на далекой звезде.

Я бродила меж крестами.
Ни березки, ни рябины…
И на сердце так щемит.
Свежевырытая яма,
Холм из комьев красной глины,
Страшной, твердой, как гранит.
Глеб… Наталия… Светлана…
Участь горестная, злая —
На чужбине умереть…
Круг сомкнули океаны.
Далеко страна родная,
Много ближе стала смерть…