Анатолий Апостолов - За Храмовой стеной. Книга Памяти (сборник)

В доме у А.Г. любили собираться художники, писатели, музыканты. И так же как в Абрамцево, здесь была заведена традиция оставлять свои автографы на скатерти, и эти подписи затем прошивались цветными нитками.

В Перловке А.Г. организовал два православных прихода, а в середине 90-х годов перешел в Российскую Автономную церковь, организовав Приход Святого цесаревича мученика Алексея.

Умер А.Г. 30 октября 2009 года, похоронен он в Москве на Бабушкинском кладбище, рядом с могилами отца и деда.

Скажу прямо, моя дружба с Алексеем Глебовичем была основана на чисто интеллектуальном общении и строилась на общей беззаветной любви к отечественной истории и литературе.

К моменту нашего знакомства Алексей Глебович основательно охладел к русскому символизму и к поэзии Серебряного века. Его увлечение абериутами и французскими сюрреалистами Полем Элюаром, Андре Бретоном и Гийомом Аполлинером сменилось страстным интересом к истории белой русской эмиграции и Коминтерна, к разгадке засекреченных трагедий советской истории. Из поэтов и писателей русского зарубежья А.Г. признавал только Ивана Бунина, Георгия Адамовича и Георгия Иванова.

Даниила Андреева и Александра Коваленского он считал последними «ирокезами» русской дворянской культуры, подлинными русскими символистами, последними после Бунина дворянскими русскими писателями, оставшимися в большевистской России и сохраняющими на ее территории островок русской литературы.

Особенно много внимания Алексей Глебович уделял национальной истории, с ее «интернациональными сюжетами» нового времени, в частности, исторической культурной антропологии.

Из новых направлений исторической науки (новой экономической истории, истории бизнеса и предпринимательства, интеллектуальной и социальной истории) он в первую очередь уделял внимание новой социальной истории, которая рассматривается сегодня как история человека и его связей с обществом, природой и миром.

Замечательный специалист по истории Русской Катакомбной церкви, истории дворянской усадьбы и быта, художник-иконописец Алексей Глебович Смирнов глубоко переживал духовно-нравственный кризис России. Эти переживания он изложил в своей «мемуарной публицистике» в нескольких номерах журнала «Зеркало» (Израиль, Тель-Авив), постоянным автором которого он являлся с 2004 по 201о гг. и в очерке о Русской православной Катакомбной церкви и Киевском подпольном монастыре «Угасшие непоминающие в беге времени». (Альманах «Символ», Париж. 1998, №40, декабрь. С. 160-296).

«У нас народу много, а Людей нет» – часто в наших беседах любил повторять Алексей Глебович.

Алексей Глебович полагал, что понимание смысла человеческого бытия всецело находится в компетенции религии, что акты человеческого сознания не подлежат научному анализу.

Человеческую сущность А. Смирнов, как и А. Шопенгауэр, рассматривал с позиции крайнего пессимизма, но в отличие от немецкого философа, его пессимизм сопровождался традиционным русским состраданием и жалостью к этой «двуногой грешной твари Божьей». В этом сострадательном взгляде на «падшего человека» он был в своем творчестве заодно с Ф.М. Достоевским – великим знатоком «изнанки человеческой души».

Алексей Глебович, как и я, считал, что привычная интерпретация истории и ключевых исторических фактов связана с властью, что политика вне морали и нравственности есть наихудшее из всех зол.

Влияние безнравственной власти на историю проявляется при написании учебников истории. Здесь у власти всегда появляется соблазн интерпретировать исторические события в свою пользу, или исключить критику каких-либо глобальных исторических событий. Все правители всегда любили, чтобы исторические факты укрепляли их авторитет и делали их имена бессмертными в пределах человеческой истории.

У Алексея Глебовича, по его неоднократным высказываниям, как и у Карамзина и Костомарова, история Московской Руси и России «не терпит оптимизма». Та археографическая работа, которую он проводил последние годы жизни, и критическое отношение к источникам привели его к необходимости признать недостоверными (и порой лживыми) отдельные «блестящие» эпизоды русской истории, считавшиеся до сих пор прочно установленными.

Алексей Глебович считал, что настоящий историк должен быть еще и знающим архивистом и археографом – по убеждению. В лице Алексея Глебовича Смирнова счастливо соединялись историк-мыслитель и художник, сатирик и публицист. Все его заметки и статьи написаны в жанре исторической публицистики, в них сквозят идеи народной истории.