Кейт Лаумер - След памяти [сборник]

Скоро станет слишком жарко. Гладя с балкона отеля утром в начале девятого, Керанс следил за солнечным диском, поднимавшимся сквозь густую рощу хвощей над крышей заброшенного универмага к востоку от лагуны. Даже сквозь толщу оливково-зеленых листьев солнечные лучи били безжалостно: пришлось надеть тяжелые темные очки. Солнечный диск больше не выглядел очерченной сферой, он превратился в широкий растянутый эллипс, двигавшийся по восточной части горизонта, как огромный огненный мяч, и его отражение превратило мертвую свинцовую поверхность лагуны в сверкающее медное поле. К полудню, менее чем через четверть часа, вода будет казаться горячей.

Обычно Керанс вставал в пять и сразу же отправлялся на биологическую экспериментальную станцию, где работал четыре-пять часов, до тех пор пока жара не становилась непереносимой, однако сегодня ему очень не хотелось покидать прохладные помещения отеля. Он провел несколько часов до завтрака в одиночестве, написав шестистраничное вступление в свой дневник, умышленно откладывая уход, пока полковник Риггс не проедет мимо отеля на своем патрульном катере: тогда будет уже слишком поздно идти на станцию. Полковник был всегда готов поддержать часовую беседу, особенно подогретый несколькими порциями аперитива, и когда он покинет отель, размышляя о предстоящем ленче на базе, будет уже не менее одиннадцати часов.

Однако сегодня почему-то Риггс задерживался. По-видимому, он поехал по соседним лагунам, а может быть, ждал Керанса на экспериментальной станции. Вначале Керанс решил, что можно попробовать связаться с Риггсом по радиопередатчику, настроенному на волну их отряда, но потом вспомнил, что батареи давно сели, а сам передатчик погребен под грудой книг.

Наклонившись над перилами балкона — стоячая вода десятью этажами ниже отражала его худые угловатые плечи и вытянутый профиль, — Керанс следил за одним из бесчисленных тепловых вихрей, мчавшихся через рощу хвощей, окаймлявшую берег лагуны. Задержанные окружающими зданиями и огражденные от смешивания слоев, воздушные массы внезапно разогревались и устремлялись вверх, создавая участок пониженного давления. За несколько секунд облака пара, висящие над поверхностью воды, рассеивались, и разражался миниатюрный торнадо, ломавший шестидесятифутовые деревья, как спички. Затем, так же внезапно, порыв ветра прекращался, и огромные колоннообразные стволы падали друг на друга в воду, как вялые аллигаторы.

Керанс говорил себе, что разумнее было бы остаться в отеле: вихри возникали все чаще, по мере того как росла температура; но он знал, что главной причиной его нежелания выходить было признание того, что снаружи делать особенно нечего. Биологическое картографирование превратилось в бесцельную игру; на линиях, нанесенных двадцать лет назад, неожиданно обнаруживалась совершенно новая флора; и его мучило подозрение, что никто в Кемп Берд, в Северной Гренландии, не побеспокоится даже зарегистрировать его донесение, не то что прочитать его.

Действительно, однажды старый доктор Бодкин, помощник Керанса по станции, включил в сообщение рассказ одного из сержантов полковника Риггса. Тот был свидетелем появления большого ящера со спинным плавником, напоминавшим парус; эта рептилия, плававшая в одной из лагун, в точности походила на пеликозавра — ископаемое пресмыкающееся из ранних пенсильванских отложений. Если бы его информацию по достоинству оценили — а она возвещала о возвращении эры гигантских рептилий, — то сюда немедленно устремилась бы армия экологов в сопровождении армейских отрядов с тактическим атомным оружием и приказом не допускать распространения ящеров дальше чем на двадцать миль. Но кроме обычного подтверждения, что сообщение получено, ничего не последовало. Возможно, специалисты в Кемп Берд слишком устали даже для того, чтобы рассмеяться.

В конце месяца Риггс и его небольшой отряд завершит обследование города (Керанс спрашивал себя, какого именно: Парижа или Лондона?) и отправится на север, буксируя за собой экспериментальную станцию. Керансу трудно было представить себе, что придется покинуть эти помещения под крышей отеля, где он провел последние шесть месяцев. Репутация Рица, как признался Керанс, была вполне заслуженной: ванная комната, например, с ее черным мраморным бассейном, позолоченными кранами и зеркалами напоминала алтарь большого собора. Керансу нравилось думать, что он стал последним постояльцем отеля; он понимал, что завершается определенный этап его жизни — одиссея по затопленным городам юга скоро закончится возвращением в Кемп Берд с его жестокой дисциплиной, и это будет прощанием с долгой и блестящей историей гостиницы.