Анатолий Величковский - Нерукотворный свет

Прибита к столбику доска,
Скамеечка перед плотиной,
В порыве легком ветерка
Шумят вершинами осины,
И отражаются в пруде,
Бесшумно листьями мерцая,
И зыбь проходит по воде,
Два мира пленкой разделяя.
По водным зеркалам бегут
Серебряным сияньем змейки,
И снова оловянный пруд
Впитал осины и скамейку,
Белея вьются облака,
На водах вспыхивают звенья,
И так летят, летят века
Божественного воплощенья.

Одна перед рассветом новым
Звезда, в преддверьи сна, горит
Мне кажется, она без слова
Своим молчаньем говорит,
О самом главном, самом страстном,
Что не постичь земным умом,
Но тайный знак лучей неясных
Я вдруг узнал, он мне знаком…
В моих глубинах меркнет тоже
Моей звезды прощальный свет,
И кажется, ничто не сможет
Ее зажечь. Исчезнет след…
Зажжет звезду и ту и эту,
Лишь тьма, переступив порог.
В чередованьи тьмы и света —
Надежды кроется залог.

Когда технический прогресс
Людей сожжет и уничтожит,
Кем будет править бедный бес?
Ему несладко будет тоже.
Землей, как хочешь потрясай,
Нет славы твоему искусству!
Хотелось бы, конечно, в рай,
Да, ведь известно, что не пустят…
Бес будет: «Мертвый мир
Я создавал взамен живого,
Был выше Бога мой кумир,
Среди творения земного»
Вот так досадовать начнет
В пустыне мира соблазнитель.
Добро посеял, зло пожнет,
В его руках добро-губитель.

По морю лодочник плывет,
Плывет один среди светил,
Веслом единственным гребет,
И выбивается из сил.
И опустились кисти рук,
Весло в уключине висит,
И лишь простор, простор вокруг
Глазами звездными глядит.
Пустыня, небо и вода,
Сиянье холоднее льда,
А берег скрылся навсегда…

Где-то птица ветку зацепила,
Лист иссохший в сумерках поплыл,
В том саду была б моя могила,
Если б я не верил, не любил.
Но ни веры, ни любви не зная,
Я любил и верил горячо.
Сядь со мною рядом, дорогая,
Дай склониться на твое плечо.

Решив покончить, я писал
Для полицейских объясненье
И даже, как-то, сам не знал,
Что напишу стихотворенье.
Бумагу я вертел в руках,
Чтоб лучше уложить в конверте,
И вдруг увидел, что в стихах
Растаяло желанье смерти.

О, если бы растаять мне,
Как дождь на солнце таял,
Все засияло в тишине,
Когда его не стало.

Мне объясняют звон в ушах
Моим же кровообращеньем
Не правда. Я живу в сетях
Всемирного сердцебиенья.
Большие беды предстоят,
К земному раю нет дороги.
В моих ушах звенит набат
Растущей в воздухе тревоги.

Лучи сквозь тучи дождь зажгли,
И улыбается природа.
С ветвей блестящих потекли,
Расплавленные струйки меда.
И стало так светло, светло,
Что я стою, глаза зажмурив,
Так, словно, весь вошел в тепло
И в блеск сияющей лазури.
Все это, Господи, твое
Нерукотворное созданье,
Вот так же точно, как мое,
Сердцебиенье и дыханье.
Я это чувствую сильней,
В мгновенья радости особой.
И знаю, что не для червей
Моя любовь и не для гроба.

Я вижу мокрую крышу,
Серого неба кусок,
По лестнице нашей, слышу,
Поднимается ветерок.
Скучно. Некуда деться,
Четыре стены, окно…
Утром надо одеться,
Раздеться, когда темно.
Осень. Без молний, без грома,
Осень, как тяжесть ярма.
Я не в тюрьме, я дома,
Но старость та же тюрьма.

Вошла красотка молодая
И беззаботности полна,
Негромко что-то напевая,
Протерла тряпкой пол она.
Лекарства, лекари, лечиться…
Какие скверные слова,
А ночью, над моей больницей
Кричит бессонная сова…
Рассвет без радости встречаю,
Как плохо много дней болеть.

Нет, я еще не умираю,
Но должен скоро умереть.
А ей, певице, непонятна
Жестокой старости беда
И кажется ей необъятной
Дней проходящих череда.