Анатолий Величковский: Нерукотворный свет

Когда у меня мало денег
Я никому не люб,
Кто бедняка оценит?
Беден? Так значит, глуп.
Когда у меня денег много —
Лесть прокоптит потолок.
Просьбу имею к Богу —
Дай мне пустой кошелек.

В который раз свою машинку
Я новым зарядил листом
И сколько раз уже снежинка
Порхает за моим окном?
Она кружилась и белела,
Едва не тронула карниз,
Вдруг выше, выше полетела
И бросилась, с размаха, вниз…
Так, очевидно, потрясенье
Присуще на земле всему,
Оно вошло в стихотворенье
И кануло навек во тьму.
Не жутко ли, когда ночная
С земли, подобная цветку,
Ползет Медведица Большая
По мировому потолку?
Быть может только с той же целью,
Чтоб я опять, через, очки,
Поставил точку беспределью
И с новой начинал строки?

Везде поэзия и проза,
Вот я смотрю на облака,
Одно изображает розу,
Другое голову быка.
И капельки воды, как просо
В зеркальном воздухе летят,
Уже о солнце нет вопроса,
Сквозь ветви молнии блестят
И вспыхивает мокрый сад.
О, как прекрасен дождик летний,
Я повернул к нему лицо —
И вижу, как на дуб столетний
Наткнулось радуги кольцо.

По радио опять передают
Певцов, когда-то знаменитых, пенье,
Которое, как звукоотраженье,
В царапинах нашло себе приют.
Певцы в земле, их голоса поют,
Повременить до мертвых воскресенья
Не нужно им. Уходят поколенья,
Бессмертные пластинки не гниют.
Чуть пуговка включателя нажата —
Уже гремит победная кантата!
Не легкий труд искусство оживлять
Умеем мы, технически, на диво,
Но может быть, кощунство воскрешать
Тех голоса, чьи души молчаливы?

Куда ни глянь — автомобиль —
Уже торчит. О, будь ты проклят!
Пейзаж утрачивает стиль,
Так, словно чей то дикий оклик
Ворвался в пение земли.
И сразу пошлость и банальность
В состав творения вошли
И воздух стал индустриальным,
Как чувства лучшие спасти?
И в этой летней благодати
И лес, и поле перейти
Без раздражительных проклятий?

Когда в зеленой тишине,
Резвясь, взыграет ветер сильный
И треплет радостно на мне
Мой дождевик дорожно-пыльный,
Я чувствую в себе порыв,
Он раздувается, как пламя,
Мне хочется, себя забыв,
Весь мир прижать к груди руками!
И начинает грудь болеть,
И весь, как бы наполнен шумом,
Я начинаю дико петь,
В какой то радости безумной!
Внимает лес, поля, трава,
Моим восторгам и моленьям,
И вырываются слова,
Как искры яркого горенья,
Но им дано сгореть в огне,
Их разгоняет ветер сильный,
И треплет радостно на мне
Мой дождевик дорожно-пыльный.

Не правда ли, жара сильнее?
В толпе спросили. Между тем
Я снял фуфайку и в алее
Сел на скамейку, а затем
Нашел работу для поэта;
И превращаются в слова,
Сверканье солнца и при этом
Деревья, публика, трава,
А также дама голубая,
Заросший безнадзорно пруд,
Где шеи гордо изгибая
Четыре лебедя плывут.
Бросаю им кусочки хлеба,
У теней верб береговых
В зеркальном отраженьи неба
Белеют отраженья их.
А ветерок деревья гладит,
По летнему листва шумит…
Не так ли мой далекий прадед
Бывало у пруда сидит?
Но жизнь прошла, а небо длится
И при знакомом ветерке
О прошлом дума шевелится,
Как тень от листьев на песке…
Все видимое мной любимо
За то, что вместе мы пришли
Из далей неисповедимых
Не здешней, может быть, земли…

Лишь один листок на всей осине
Шевелится, остальные спят.
Сад наполнен запахом малины,
Бабочки недвижные сидят.
Кое-где вонзаются в прохладу
Стрелы солнца, словно в темный грот.
Ветерок качнет вершины сада,
Но листок один лишь оживет.
Лишь его, едва заметный трепет
Слышится в глубокой тишине,
Вездесущий, через этот лепет,
О Себе напоминает мне…

Кофейно-темная вода,
Лягушки смотрят из пруда,
Заквакали сначала три,
Раздув на жабрах пузыри.
Но вот вступает в разговор
Хороший лягушиный хор,
Не выдавая тайн болот,
О чем-то сказочном поет.
Березы в зеркало глядясь,
Лягушек слушают, склонясь,
А над березами луна
В задумчивость погружена.
На крыше аист-часовой
Заснул, объятый тишиной.