Он шёл домой, сияли на рассвете
Леса сетей капроновых пустых.
Он шёл домой, познавший всё на свете,
Но не познавший радостей простых.
Жена ушла, собака нынче сдохла,
А сад вдруг стал по осени цвести.
Но если б липа детства не засохла,
То это б всё он смог перенести.
Идёт домой, в ужасное болото,
Нам нечего сказать, и мы молчим.
И только лишь сентябрь,
наш представитель флота,
Весь в золоте шагает вместе с ним.
«Всё так просто и мудро…»
Всё так просто и мудро —
Бьются волны о бот.
Занимается утро
Наших вечных забот.
Каждый ныне при деле,
Каждый полон труда —
Рыбаки не умели
Сачковать никогда.
Потому на рассвете —
Откровения миг:
Дай им, Бог, чтобы дети
Не болели у них.
Дай им, Бог, не от скуки —
От Твоей глубины,
Чтобы в долгой разлуке
Были жёны верны.
Чтобы всё было мудро,
Как волна и компас,
Как безбрежное утро
С синевою у глаз.
Бьёт по слипу волна
Так, что падаешь с ног.
И гудит, как струна,
Ваер, взятый на блок.
И, как мамонт, тяжёл,
Поднимается трал.
Только, только б пошёл,
Только б трос не порвал.
Позабыв обо всём,
Мы стоим во весь рост.
Мы-то выдюжим всё,
Только б выдержал трос…
Трал ударил о борт
(Пенной ярости миг) —
Потянулся и вот
У лебёдки затих.
А потом, как всегда,
Нас охватывал кейф
От избытка труда,
И ложились мы в дрейф.
«Всё удивительное просто…»
Всё удивительное просто —
И не привыкнешь никогда.
Гуськом, как будто бы по росту,
В порт возвращаются суда.
Конец страде, конец путине —
Плавбаза, сейнеры за ней.
Так с пастбища ведёт гусыня
Своих задумчивых детей.
Ещё вдали столпотворенье,
Но слышатся уже свистки,
Уже ведут приготовленья
К швартовке судна рыбаки.
Уже короче жест и слово,
И боцман выбежал на бак,
В его командах бестолковых
Уже особый шик и смак.
Не перевёлся флот Российский,
А вместе с ним – его друзья!
Волнуюсь, будто в порт приписки
Заходит молодость моя.
«Наверно, даже рыбой можно быть…»
Наверно, даже рыбой можно быть,
И жить в каком-нибудь Индийском океане,
И лишь постольку знаться с моряками,
Поскольку в сети чтоб не угодить.
Наверно, даже хорошо быть рыбой,
Которая познала глубину,
Которая, не раз слетев с обрыва,
Так и неведомой осталась дну.
Какие солнечные синие долины,
И водорослей шум над головой,
Где стая рыбья стаей голубиной
Поспешно возвращается домой.
Наверное, быть рыбой – понимать,
Что в раковинах звёздочки алеют
Не потому, что для продажи зреют,
А потому, чтоб в водах обитать,
Им надо воды светом напитать.
И рыбы к раковинам важно подплывают,
И в удивленьи тихо замирают.
Потом, смутившись, мчатся далеко,
Отдавшись струям звонким без труда,
И ощущают – как это легко,
Когда под жабрами звенит вода.
Быть рыбой можно даже и тогда,
Когда волной – как щепку, на песок,
И рядом недоступная вода
Чертою жизни подведёт итог.
Быть рыбой можно, если бы не та,
Что по аквариумам с блохами воюет,
Которая не знает и пруда
И никогда о море не тоскует.
«Случилось так, что после драки…»
Случилось так, что после драки
Я снегом охлаждал синяк,
Свирепо лаяли собаки,
И сено пахло на санях.
И вспомнились мои покосы,
Озёра с плеском карасей,
И тот мальчишка горбоносый,
Бегущий в страхе по росе.
Чего мальчишка испугался,
О том лишь знают зеленя.
Но помню, как он улыбался,
Что встретил именно меня.
И в этом вещем созерцаньи,
Как некогда и он в беде,
Я вещи наделил сердцами,
Мной отнятыми у людей.
И сразу встало всё на место,
Ушли обиды и усталость,
И не было причин для мести,
И драка удалью казалась.
Читаю Бабеля – мастак!
Слова сочны, как соты.
Я здесь бы написал не так,
Я здесь бы сгладил что-то.
А он не сгладил – заострил,
И, как острил Марк Соболь,
Чего-то не договорил,
Но как-то так, особо…
Хоть этот стиль и не по мне,
Но всё-таки учтите —
Я признаю его вполне,
Ведь Бабель – мой учитель.
Он научил смотреть вокруг
На мир земной, исконный,
Как смотрят на зелёный луг,
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу