И сказка припомнилась мне.
Но вера пришла в человека.
Прискорбно знать, что в этом мире,
Где дважды два всегда – четыре,
Приходится из кожи лезть,
Чтоб доказать, что суть вся в том,
Что мы неправильно живём,
Другой ответ, наверно, есть.
Но впрочем, что я… «Villa Sassa» —
Из разных стран людей здесь масса.
Они не то чтобы живут,
А прозябают где-то тут.
И если вы вглядитесь в лица —
Поймёте сразу, без труда,
Что где-то рядом здесь больница —
И очередь у всех туда.
Оттуда – вновь в своё жилище,
Как говорится, на постой.
Един и скорбен круг земной.
И на родное пепелище,
А может быть, и на кладбище
Вернуться хочется домой.
Но будет?! Не цветами зла Земная жизнь для нас мила.
С тех пор как лёг на вилле снег,
Услышав одинокий смех,
На лоджию я выхожу
И там всё время провожу.
Я наблюдаю облака.
И у открытого бассейна,
Где всё ухожено музейно,
Площадку. И снеговика,
Который туловищем длинен,
Головкой мал и примитивен.
Ну, в общем, хилый образец,
Такой же, как его творец.
«Я помню чудное мгновенье…» —
Любви нездешней дуновенье! —
Работники, что снег сгребали,
Его немножко оставляли. —
Не поднималась их рука
На этого снеговика.
Но солнце водружало знамя!
И разрушительное пламя
Фигурку на спину роняло.
И так она потом лежала
Одна, с головкою отставшей,
Себя как будто потерявшей.
Я отводил невольно взгляд,
Как будто в том был виноват.
Но каждый раз, всегда к обеду,
Спеша отпраздновать победу,
Вдруг начинался снегопад.
Апартаменты – «Villa Sassa»!
Не знал я радостнее часа,
Когда мальчишка выбегал,
Смеясь, лепил и воздвигал
Как будто бы снеговика,
А получалось – двойника.
* * * *
Пусть мне простят, но эта драма
Граничит с высшею любовью.
Так только Бог творил Адама,
Творил по своему подобью.
* * * *
А между тем однажды в вечер,
Восстановив снеговика,
Мальчишка рёк – аривидерчи!
И плечи вздрогнули слегка.
И, посмотрев на облака,
Как смотрит раненая птица,
Которой суждено разбиться,
Он убежал от двойника.
О, этот мир – весёлый бутик! —
Опять он солнечно дышал.
Лишь снеговик, как детский трупик,
Весь день неубранный лежал.
Потом исчез. На месте том
Я обнаружил две конфеты —
Любви нечаянные меты
Сразили, как небесный гром.
И я невольно наклонился,
Как будто праху поклонился.
И машинально их поднял,
И словно целый мир обнял.
* * * *
Мне вспомнилась иная даль:
За огородами ракита,
Головка (пятнами побита) —
Узлом завязанная шаль,
Сугробы, спор и толкотня —
Пора домой вести рахита,
Что значило вести меня.
Я не хотел. И я брыкался.
И, коченея, не сдавался.
И ждал с ракитой на ветру,
Когда из братьев – «разведгруппа»
Меня возьмёт в свою игру.
И я за Родину умру —
Мне доверялись роли трупа.
Тогда домой пускай ведут,
Несут и даже волокут,
И нарисуют на кроссворде
Мне дорогой посмертный орден.
И скажут – Гитлеру капут.
И позабыв, что всё – игра,
Я крикну радостно – ура!
Но всё же, если в корень зреть —
В игру не часто хилых брали.
За Родину, чтоб умереть —
Такою честью награждали.
И тут не надо быть пророком,
Чтоб понимать – в семье большой
Быть самым младшим одиноко —
Растёшь не телом, а душой.
Лишённый общего досуга,
Мечтою был я одержим —
Найти товарища и друга
И вдруг, как в сказке, стать большим.
В селе, что под Владивостоком, —
«Через леса, через моря» —
В снегу, достаточно глубоком,
Я сам слепил богатыря.
И получился богатырь —
Худой, ушастый, как упырь.
Но в детстве сказки веет вьюга.
Я полюбил его, как друга.
И каждый день, по мере сил,
Я с ним всё время проводил.
Я объяснял ему – куда
Бегут от дома провода.
И отчего нам черти снятся
Сквозь головную боль и шум.
Что нам не надо их бояться —
Что так растёт наш детский ум.
Мы очень крепко с ним дружили,
И оба – дружбой дорожили.
Мы совещались тихо-тихо,
Когда средь снежных покрывал,
В его я чреве укрывал
Кусочки соевого жмыха.
А утром снова мы встречались
И этим жмыхом угощались.
Но вот однажды в этом мире,