Виктор Слипенчук - Свет времени (сборник)

Крыши изб, огоньки, лай собак

Мне пригрезились, что ли, в логу,

Всё бегу к ним, бегу, и никак

Я до них добежать не могу.

То ли филин сбивает с пути,

То ли манит гнилушками мрак,

Только чудятся мне впереди

Крыши изб, огоньки, лай собак.

И опять я бегу, и на снег

Вместе с инеем – хохот ночной.

Разве может сравниться мой бег

С тем, как сильно хочу я домой?

Крыши изб, огоньки, лай собак

Я почти осязаю в логу

И бегу к ним, бегу, а никак

Я до них добежать не могу.

Над рекой стоит дом бревенчатый,

Покосившийся на века.

Видно, жизнь у всех переменчива,

Видно, жизнь у всех коротка.

Сколько раз проплывал я мимо,

Сколько раз он смотрел вослед,

Словно я – это тот любимый,

Кто вернёт его окнам свет.

Опущу я на воду вёсла,

На себя беспричинно злой.

Почему так на свете вышло,

Почему этот дом пустой?

И опять, будто ненароком,

Оглянусь, чтоб дом увидать.

Неужели так одиноко

Предстоит и мне умирать.

Открываю окно вагона —

Вот и отчая сторона!

Вон созвездие Ориона,

Вон и станция чуть видна.

Там, за станцией – телевышка.

В небо вешнее посмотри,

Видишь яркие, словно вспышки,

Краснозвёздные фонари?

Высоко?! Метров сто – не меньше.

Всё село видно, если влезть,

Я о ней рассказывал раньше,

В общем, это она и есть.

Остального сейчас не видно,

Ничего – покажу потом.

Даже как-то чуть-чуть обидно,

Что отсюда не виден дом.

В нём всегда очень много солнца —

На закате и на заре.

У ворот его сруб колодца

И два тополя во дворе.

Всё, как прежде: вот сеновал,

Вот две шубы, как две рогожи,

На которых я в детстве спал —

Время вытерло их до кожи.

Я ложусь и в какой-то миг

Всю былую жизнь забываю,

А страницы чудесных книг,

Словно прошлое вспоминаю.

Необъятность со всех сторон,

Свет созвездий клубится рядом:

Треугольник и Орион,

Ясно виден дымок Плеяды.

За стропилом – японский штык.

Вынимаю его из ножен,

Я к оружию не привык,

Но сейчас этот штык мне нужен.

Под копытами звон луны —

Мне б взлететь на коня и мчаться…

И увидеть святые сны,

Те, что в детстве нам только снятся.

В избе пустынно. Домовой

Стучит коричневою лапкой

И крутит белой головой,

И, как щенок, скулит под лавкой.

Ты что так плачешь, Домовой,

А может, так смеёшься скучно

Над тем, что в отчий дом родной

Добрался я благополучно?

Из дальних мест – привет тебе!

Края угрюмые, пустые —

Здесь в каждой старенькой избе

Ещё плодятся домовые.

И лунный свет – сквозь своды линз

Ещё влюблённого находит.

И всё-таки былая жизнь

Отсюда медленно уходит.

Но ты не плачь, мой Домовой,

Нам не к лицу такое средство,

Я увезу тебя с собой,

Я не оставлю друга детства.

Ты будешь жить, где свет игаз —

Не роскошь быта, а основа.

Где не хватает лишь сейчас

Тебя, простого Домового.

Сергею Карпенко

Неделю мотоцикл не выводил,

Потрёпанного старенького друга,

Ему на крыльях краску обновил,

А он уткнулся головою в угол.

Обиделся, совсем как человек,

Неделю жить в сарае, что ты, шутишь —

Век атомный, двадцатый век!

Но краска сохнет медленно до жути.

И вот молчит в обиде на судьбу —

Сейчас, быть может, как первопроходцу,

В сарае тёмном чудятся ему

Дороги, убегающие к солнцу,

И эскадрилья в пять блестящих фар,

Летящая в погоне за простором.

И он, увы, не кто-нибудь – «Икар»,

Хохочущий задиристым мотором.

И странное предчувствие беды

Меня не покидает. О, судьба!

И вижу я разбитые мечты,

Что он разбил, разбил, убив себя.

И в страхе мотоцикл я вывожу,

И, прилагая все свои усилья,

Его я долго, долго завожу,

И светят лакированные крылья.

Как хорошо, что был в машине

Худой промасленный брезент,

Чуть-чуть облил его бензином —

И сразу «маленький Ташкент».

И шофера собрались в кучу,

Жизнь с выражением кляня,

И всё же это много лучше,

Чем если б не было огня.