Потом мы шли. Потом я шёл один,
Пытаясь всё понять и объяснить.
И ветерок нашёптывал – остынь,
Две ваших жизни не соединить.
А в небе, в переливах перламутра,
Зрел новый день, не ведая печали.
И только петухи, забыв про утро,
Как по команде, в городе молчали.
«Наверное, не объяснить…»
Наверное, не объяснить
Того, что смутно представляем?!
Мы упускаем жизни нить,
Когда её не понимаем,
И этого не объяснить.
Нам понимание даёт:
И гомон птиц, и цвет лазури,
Освобождение от бури,
Что разрушает наш полёт,
Нам понимание даёт.
Родимая моя, прости,
Неслышно подступило время —
Жизнь наша превратилась в бремя,
Которое нет сил нести.
Родимая моя, прости…
Ноябрь 2002
«Проклятые слова поэтов…»
Проклятые слова поэтов
Мне не дались, она свела
На нет всё красноречье света!
Какая женщина была!
Пусть проклянёт меня жена!
И мать откажется от сына!
Такая женщина одна,
Как песенка у арлекина!
В ней было всё: любовь, хвала…
И голод страсти тёмных сил!
Какая женщина была!
И я любил её, любил!
Случись ей пожелать во мне
Клятвопреступника хоть раз,
И я б продался сатане,
И я, друзья, бы – предал вас!
И нет, не счёл за преступленье б,
Что ваши стоили проклятья?
Если весь мир был дополненьем
Всего лишь к ней, как брошка к платью!
В ней было всё: любовь, хвала…
Всё абсолютно было – всё.
Какая женщина была!
О, лучше б не было её.
Ах, вот оно, то высшее —
Художник победил.
Из камня, выбрав лишнее, —
Царицу оживил.
Блуждает тихий-тихий
Зелёный огонёк.
Царица Нефертити —
Прозрачный лунный сок,
Египетские звёзды
Три тыщи лет назад,
Тяжёлые, как в гроздья,
Сбитый виноград.
Царица Нефертити, —
Ты всё ещё жива.
И этим, как хотите,
Она во всём права.
Царица Нефертити,
Гения судьба,
Связала звёздной нитью
С вечностью тебя.
А рядом в саркофагах —
Истлевший прах царей,
Мечтавших в лютом страхе
О вечности своей.
Казалось, пирамиды,
Как каменную твердь,
Жизнь сохранят им в плитах,
А сохранили смерть.
И только Нефертити —
Любовь сквозь своды линз,
Люди, сохраните,
Не хороните жизнь.
Часы вокзальные. Над книгою
Сижу к прожектору спиной.
На циферблате стрелка прыгает,
Как лягушонок заводной.
А на полу, в гудящем зале,
Спят цыганята – два клубка,
Как будто бы на одеяло
Их высыпали из мешка.
И тут же рядом на мешке —
Цыганка белая, седая,
Колода карт в её руке —
Иди, мой милый, погадаю!
Никто не верит ей давно —
Не колдовством, а тленом веет
От ожерелья – Домино,
Что, как петля, обвило шею.
Цыганка, что ж, поворожи,
Хоть и с пророками я в ссоре,
Но зачастую в слове лжи
И в слове правды тот же корень.
Так что пророчь, мне всё с руки,
Лишь об одном прошу с опаской —
Красиво лги, красиво лги,
Должна красивою быть сказка.
Любви побольше напророчь —
Судьбою я не избалован.
Любви, любви! В такую ночь
Реально в мире только слово.
Цыганка больше двух часов
Мне так красиво ворожила,
Но умолчала про любовь —
Любовь, мой милый, я забыла.
И в этой правде неуютной
Был слышен крик немой тоски,
А за окном, как будто в юность,
На юг неслись товарняки.
«Шептались люди: это ж надо…»
Шептались люди: это ж надо,
Зачем себя он порешил?
А месяц красный возле хаты
Багрянец в окна порошил.
Осина всё не выпрямлялась.
Лежало тело на траве,
Кусочек незасохшей глины
Зиял на мятом рукаве.
В созвездьях дальних, синих, вечных
Блуждал огнями самолёт,
И раскалённою картечью
На землю падал спелый глёд.
И только он, самоубийца,
Был безучастен ко всему,
Как будто там… такое снится,
Что не до этого ему.
А все над ним… так убеждённо:
Любить-то можно, но не так!
И некто трижды разведённый
Сказал, что умерший – дурак.
«Мой друг сорвал нашивки капитана…»
Мой друг сорвал нашивки капитана,
Мой друг сошёл на берег навсегда,
Оставив нам величье океана,
И доблесть невоспетого труда.
Ещё оставил знание баркаса
И карту, что для нас нарисовал —
В прибрежных водах пятен белых масса,
Он эти пятна нам затушевал.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу