Ирина Кнорринг - После всего - Стихи 1920-1942 гг.

И, должно быть, мой голос напрасен,
Я сказала все то, что могла.
— Пожалей о потерянном часе
И примись за чужие дела…

Потупив тусклые глаза,
В пустой, обыкновенный вечер
Мне захотелось рассказать
Кому-нибудь о нашей встрече.

О том, как было хорошо
Смотреть в широкие закаты,
И не висело над душой
Сознанье скуки и утраты.

Горели бешеные дни,
Над болью сердца торжествуя,
Горели красные огни,
Там, где чинили мостовую.

Бродил по улицам туман,
Окутывая сад и зданья…
Ведь я отравлена сама
Отчаяньем воспоминанья.

Вот так, среди пустых полей,
В густую ночь поспешно кроясь,
Сверкая множеством огней,
Проходит одинокий поезд.

Вы строите большие храмы,
Вы кораблю даете ход,
Вы равномерными стихами
Изображаете полет.

И с безрассудным постоянством
Из непомерной пустоты
В междупланетные пространства
Вы устремляете мечты.

И я для вас чужда, — не тем ли,
Что умной правды не молю,
Что я люблю простую землю,
До боли огненной люблю.

Под пламенные разговоры
О вечности и божестве
Я вижу — ветер лижет шторы
И солнце плещется в траве.

И вижу я, как жизнь играет,
И несравненно хороша
Моя несложная, пустая,
Обыкновенная душа.

Я думаю о медленном конце.
Живу спокойно, холодно и мудро,
Старательно скрывал на лице
Следы от слез под матовою пудрой.

Я больше не тоскую о былом
И о надеждах неосуществленных.
И мне не жаль, когда желтеют клены
И жизнь идет, теряя день за днем.

И чуть томит в уставшем теле кровь
Моя последняя игра в любовь.

Мочит дождик детскую коляску,
Сад шумит зеленою листвой.
Я сняла рассеянную маску,
Но совсем не сделалась иной.

Вижу георгины за решеткой,
Вижу рябь на дрогнувшей воде.
А в мозгу непоправимо-четко —
Прожитой, непоправимый день.

И опять обидно — одинока,
Скомкана, измучена, больна.
Мне опять в молчании глубоком
Снится непришедшая весна.

И, должно быть, потому что слишком,
Слишком долго билась и ждала, —
В этот день я робкому мальчишке
Все стихи и слезы отдала.

За то, что нет у меня друзей,
И с детства я была одинокой, —
За то, что за морем, в стране далекой,
Осталось так много ненужных дней, —

За то, что нечего мне терять, —
За то, что звонкий смех разлюбила,
За то, что днем валюсь на кровать
Без мыслей, без слов, без слез, без силы —
За больные стихи, за эту тетрадь, —
За сжатые губы и взгляд унылый, —

За горечь длинных, пустых недель —
За сердце холодное в терпкой злобе —
Дана мне тихая колыбель,
Глаза голубые и детский лобик.

Все о том же — о мутных глазах,
О неловко дрожащих ресницах,
О ночах в непрерывных слезах,
О ночах, по которым не спится.

Все о том, что на сердце темно,
И от боли — мучительно сладко.
Все о том, как светлеет окно,
И о маленькой детской кроватке.

Неразрывный и замкнутый круг.
Кроме этого синего взгляда,
Этих детских беспомощных рук —
Ничего мне на свете не надо.

Мне некогда смотреть на облака.
Весь день в работе согнута рука.

Нет сил поднять отяжелевший взгляд
И разобрать, кто прав, кто виноват.

Я никогда счастливой не была, —
Весь день большие, нужные дела:

Любить, растить, заботиться, стареть
И некогда на небеса смотреть.

Я не смотрела в заревое небо,
Не спрашивала — «почему?», «зачем?»
И для простого, для земного хлеба
Вставала рано, не спала ночей.