Дмитрий Сухарев (Сахаров) - При вечернем и утреннем свете

Вот первое младенческое слово
Спросонок обнажается во мне.

Удел мой светел. Путь еще не начат.
Я жду, я жду, сейчас настанет миг,
И позовут меня и крикнут:
— Мальчик!

А я не мальчик.
Я уже старик.

Остерегись говорить о любви,
Остановись у последнего края,
Низкое солнце висит, догорая,
Длинные тени за нами легли.

Тени тягучие — дней череда,
Цепи гремучие давних событий,
Не разорвать их и не позабыть их
Не говори о любви никогда.

Ай, какое было чувство —
Упивался, уповал!

Было чувство, стало пусто,
Все убито наповал.

Пусто, пусто, моя радость,
Скушно, ветрено в груди,
И такая хлещет храбрость,
Что хоть гоголем ходи:
Хоть в князья, хоть в Соловки
Все пустые пустяки!

Будто белую рубаху
На прощаньице надел,
Будто голову на плаху
Бряк! — и в небо поглядел.
Глянул в небо прямо с плахи -
В нем ни ангела, ни птахи.
В рай ли, в ад ли — однова!
Покатилась голова.

У души моей вот-вот
Загремят раздоры с телом,
Намекнула между делом
Душа телу на развод.

Разойдутся, разведутся —
Тело вниз, душа наверх,
А я, бедный, куда денусь,
С кем остаться мне навек?

С телом в темень не хочу —
Чем в бездушии заняться?
К душам жить не полечу —
Ни прижаться, ни обняться.

Мне бы с вами, мне бы с вами,
Хоть на корочке сухой,
Хоть на краешке скамьи —
С вами, милые мои.

Небо на свете одно,
Двух не бывает небес.
Мне-то не все ли равно,
Сколько на свете невест?
Ты мне на свете — одна
С давнего дня до седин.
Ты мне, как небо, дана,
Чтобы я не был один.

Грянет пустая тоска —
Вот я и снова в пути.
К морю уходит река,
Чтобы дождями прийти.
Стынет река подо льдом,
Чтобы очнуться в тепле.
Я покидаю твой дом,
Чтобы вернуться к тебе.

Ты мне как небо — земле:
Влага и свет и тепло.
Много ли проку в зерне,
Если оно не взошло?
Лопнут весной семена,
К небу потянутся в срок!
Ты мне, как небо, нужна,
Чтобы тянулся как мог.

1
Нам тоже выпала редкая удача
Провести осень в Сигулде.
Кроме удачи, выпал дождь,
Вернее, он выпадал то и дело,
И нам оставалось слушать,
Как хозяйка ледяным голосом
Выговаривает дочери —
Голубому цветку младшего школьного возраста.

Когда в дожде случались просветы,
Мы торопливо дышали,
Даже спускались к реке.
Несмотря на стужу, всюду росли грибы —
На улице у кромки домов
И у кромки воды на реке.
Мы сносили грибы в холодную комнату,
И любовались, и чистили, и отделяли шляпки от ножек,
И хозяйка ледяным голосом напоминала,
Что сдавала нам койки,
Но вовсе не право
Варить, сушить или, упаси боже, жарить
Грибы.

Однажды на Гауе
Я отвернул камень
И увидел, что он облеплен планариями.
Обилие планарий — вот что меня поразило,
Такого не было даже на Балатоне,
Где их отнюдь не мало.

Говорят, глупые планарии умнеют,
Если их накормить умными планариями.
Мы кормились в столовой хлебным супом,
Это сносно для желудка,
Но вряд ли хорошо для ума.

Я набрал планарий в банку
И привез их в Москву аспирантке Ирине.
— Какой это вид? — спросила Ирина.
— Не знаю,— ответил я.

2
Гадали: что выпадет нам впереди?
Нам выпала осень.
В тот год из нее выпадали дожди,
Как зубы из десен.

Дожди одолели, и все-таки год
Не выпал из ряда,—
Конечно, не в смысле дождливых погод,
Но в смысле наряда.

В ту осень наряд отсыревших осин
Пылал неуклонно,
И клен только к вечеру пламя гасил
Водой небосклона.

Я так и не понял: гасил по нужде
Иль просто со скуки?
Была ли нужда, чтобы гасли в дожде
И краски и звуки?

Была ли нужда, чтобы ветер листву
Крутил каруселью?
Какому он этим платил божеству,
Какому веселью?

И все-таки осень свой срок прожила,
Хоть стыла во мраке,
Где ей не хватало в тот год для тепла
Детей и собаки.

Глушила дождями и краску и звук
И душу томила.
(Уедем!..) И все выпадало из рук
И было немило.