Здесь под окошком Грузия,
И в горле сладкий ком.
Счастливая контузия
Застольем и стихом.
Дождь. Почтальон под дождем.
Вряд ли почувствуешь зависть.
Холодно в поле пустом,
Где он идет, оскальзаясь.
Дождь. Почтальон под дождем.
Сумка промокла до нитки.
Может быть, зря его ждем
Мы под зонтом у калитки.
Сквозь новые внезапные заботы,
Сквозь многие возникшие дела —
Вдохнула ощущение свободы
И голову бесстрашно подняла:
Дорога, уносящая отлого,
Дома и перелески без конца.
И белый след как будто от ожога
На месте обручального кольца.
Не умолкли в мире трубы,
Не окончены труды.
И скажу, что ваши губы
Недостаточно тверды
Для того, чтобы, ликуя,
Песни петь среди ветров.
А еще — для поцелуя.
А еще — для жестких слов.
«Над золотыми дальними прудами…»
Над золотыми дальними прудами
Старухи древние с обвисшими грудями
Не укрываются средь зарослей густых,
Сам испугаешься, едва увидев их.
Неужто были юны и пугливы
И их влекли любовные порывы?
Материал давно забытых глав
Природой приготовлен в переплав.
С огромного материка,
Не соблюдая должной квоты,
Выносит мощная река
Свои накопленные воды.
Так сочетаются они
И океанское теченье,
Что корабельные огни
Теряют всякое значенье.
Разверзшийся водоворот,
Километровая воронка.
И — все!..
И даже похоронка
Не постучится у ворот.
Опять в сиянии дневном
Волна качается упруго.
Ни шлюпки, брошенной вверх дном,
И ни спасательного круга.
Ни краткого сигнала SOS,
Услышанного на мгновенье.
Ни вскрика слабого, ни слез,
А лишь само исчезновенье.
«До волны завалился трубой…»
До волны завалился трубой
Затонувший близ берега траулер.
Меж камнями клубится прибой,
И пейзаж этот мрачен и траурен.
Тучи низкие ходко идут.
Слишком призрачно благополучие.
Потому-то сквозь скрежет и гуд
Верить хочется все-таки в лучшее.
…Не стало у него — подруги,
У сына — матери родной…
Потом я встретил их на юге,
На хмурой пристани одной.
Отец сидел на парапете,
Едва ли видя в этом риск,
Так, словно не было на свете
Ни крупных волн, ни острых брызг.
Когда же пену им на плечи
Швырял, разбившись, темный вал,—
Ребенок тотчас ей навстречу
Цветастый зонтик раскрывал.
Волны решительные взмахи.
Почти невидимый в конце
Короткий мол…
И мальчик, в страхе
Заботящийся об отце.
Зияла выбитою брешью
Их жизнь в отчаянном пути.
Никто на целом побережье
К ним не решался подойти.
Ничего не болело
У него, крепыша,
И томилось не тело,
А всего лишь душа.
Но движение тромба
Он почувствовать смог,
Словно сорвана пломба
Или взломан замок.
Хоть вы причитали
В тоске и в печали
Близ тесных могил,—
Он глаз не открыл.
Хоть лили вы слезы,
А он не воскрес
Под сенью березы,
Под синью небес.
Вот и опять временами
Крупную чувствую дрожь.
Жизнь, что ты делаешь с нами!
Очень уж больно ты бьешь.
Места не сыщешь живого
От этих горестных мет.
Жизнь, что ты делаешь снова!
Впрочем, не жизнь уже, нет.
Многое прежде сулила.
Все ль выполняла, суля?
Так уж ты мягко стелила,
Что стала пухом земля!
«Все кажется: любое дело впору…»
Все кажется: любое дело впору.
Но сколько ты усталость ни таи,
Она видна внимательному взору,—
Недолги оживления твои.
Недолги в жизни будничной…
Но в книжке
Отсутствует расслабленности след.
И эти кратковременные вспышки
Куда острей, чем прежний ровный свет.
Своею строкою
Не раз в году
Жилища открою,
В дома войду.
За каждою дверью,
Что отопру,—
Доверье к доверью,
Добро к добру.
Читать дальше