Константин Ваншенкин - Жизнь человека

Приречный гром, в девятый раз проухав,
За рощами нашел себе приют.
Но пишет мне сегодня Федор Сухов
О том, что соловьи еще поют.

И словно бы душе моей побудка,—
Негаданно берущая в полон,
Прибавленная Федей незабудка
Отвешивает сдержанный поклон.

А он зовет — туда, где в травах тропка.
Он говорит: «Когда ж приедешь ты?
А то мне даже чуточку неловко,
Что я один средь этой красоты…»

В жизни каждый — и не раз
Претендует на вниманье,
Ибо хочется подчас
Нежности и пониманья.

Но стоит антициклон
Над землей Нечерноземья.
Ранит душу пыльный склон.
Погибает в почве семя.

Путь мой единственный, где ж он?
Молодость наша, прости.
Был я со всеми процежен
Сквозь этой жизни пласты.

Пробы — на смелость, на ересь —
Сквозь этой жизни слои.
Но сохранил я, надеюсь,
Качества только свои…

Слезы волнения вытри
Или сквозь слезы взгляни.
Счастье, что в некоем фильтре
Не потерялись они.

Четыре поэта-ифлийца.
И сорок прошло уже лет
С тех пор, как ударил в их лица
Холодный военный рассвет.

…Так брат постаревший у брата
О жизни расспрашивать рад.
Но что их сближает? Утраты.
Единая горечь утрат.

И в старом московском пейзаже,
Что в пыльное смотрит окно,
Все новое нынче…
И даже
Твардовского нету давно.

Два товарища давних, два ратника,
Обжигая сверканьем седин,—
Оба сняли пальто аккуратненько,
Даже сбросил ботинки один.

И сидят они около столика,
На котором случайная снедь,—
Три внезапно воскресших соколика,
Не успевших, верней, умереть.

Слишком многое начисто выжжено.
Но из пепла того и золы
Как-то даже светло и возвышенно
Три зеленых восходят стрелы.

Там, позади сундучка,
Вновь что-то празднуя,
Выбилась песня сверчка
Однообразная.

И, не довольны сверчком,
Пробуют лешего
Выкурить хоть табачком.
Но ни малейшего

Нет результата у них.
Радость великая —
На полминуты утих…
Ожил, пиликая.

Слышится голос сверчка
В маленькой горенке.
Как он поет! — ни сучка
И ни задоринки.

Негромкие речи вели
Колеса как будто спросонок.
Пощелкивал поезд вдали,
Баюкая дачный поселок.

Отчетливый рельсовый стон,
Что знаете, впрочем, и вы ведь

Сначала я слышал свой сои,
Потом начинал его видеть.

Спрыгнул на междупутье,—
Лень было лезть на мост.
И поразило жутью
Праздный субботний мозг:
Сквозь бесконечный, вечный
Мир — в этот самый миг,
Светом пронзая, встречный
Вырвался напрямик…
Сделал напропалую
То, что пришло на ум,—
Жизнь пожалел родную,
Не пожалел костюм.
И, уже рухнув плоско,
Крикнул себе: «Ложись!»
Узенькая полоска.
Хрупкая наша жизнь.
Разве цена за это
Больно уж высока?
Рядом колеса где-то
Бухают у виска.
Двигался дым кудлато.
Сразу и без труда
Встал и пошел куда-то,
Может, и не туда,
Помня малейшей порой,
Как он во мрак упал;
Слыша сирену «скорой»,
Стоны и вскрик у шпал.

На рассвете очнувшийся тополь
За окошком вступает в права,—
Мой Руанский собор, мой Акрополь
И на Нерли мои Покрова.

Я высунулся, бледный, из машины.
На повороте воздуху глотнуть.
Терялись исполинские вершины,
В разрыв небес ушедшие по грудь.

Соединеньем сумрака и мрака
Меж скалами клубились облака.
Под ними, как промокшая собака,
Отряхивалась горная река.

Здесь не привычны к отчеству,
Как в юные года.
Я рад безмерно обществу,
Опять попал куда.

Друзей любимых облику
(Пусть каждый стал седой),
Своей судьбе, что об руку
Проходит с их судьбой.

Во Франции и в Англии
Бывал я, как и ты.
Но здесь раскрыл Евангелие
От Гии и Хуты.

Здесь пребывает в нежности,
Не молод, но не стар,
Владелец хмурой внешности —
Мой добрый брат Отар [2] Имеются в виду известные грузинские литераторы Г. Маргвелашвили, X. Берулава, О. Чиладзе. .