Оно кружится сморщенным листком.
Что за окном, недалеко, погибшие мечты.
И не доносятся ко мне любви слова.
Любовь бессмертную нам сможет подарить.
Недавно книгу я случайно приобрел,
И в ней о веке девятнадцатом прошедшем говорилось,
Я так был рад, что я ее прочел,
И что с людьми за эти двести лет случилось.
На двести лет назад вдруг жизнь перенеслась
В тот «век серебряный», блестящий,
Когда «эмпайра стиль» дошел до нас,
Чудесный стиль, каким он был изящным.
Исчезли кринолины, фижмы навсегда,
Их заменили чудные в шнуровочке корсеты,
И девушки тонюсенькие, как оса,
На каблучках скользили по паркету.
Часы отмеривали время, не спеша,
И снежный вихрь гонялся за пролеткой,
А в ней, бывало юноша дрожа
Признания в любви шептал красотке.
Ведь делалось в том веке – все для красоты,
Фронтоны на домах, оконные оплетки,
Просторы площадей, цветущие сады,
Чудесные и легкие венецианские решетки.
Без крепостного права расцвели
Сословья русские в том времени невероятно,
Крестьянин русский – кровь земли,
В одежде выглядел и скромно, и опрятно.
Венецианова картину посмотри,
Там девушка-крестьянка пашет поле.
Какой кокошник, платье до земли,
Руками сделанная ткань в цветном узоре.
На девушку приятно мне смотреть,
Достоинство и честь в ней отражались,
Тысячелетняя традиция – ей не перечь,
В том девятнадцатом Венециановым отображалась.
Там, в девятнадцатом, сомненья были у людей,
Все правильно, иль поступают не по Богу,
Стеснялись, жили в скромности, пытались поскорей
Исправить, может быть, ошибки – выйти на дорогу.
Ну, посмотрите фотографии профессоров,
Что юность нашу и надежду обучали,
Какое в них достоинство и жизни знание основ,
Кого в двадцатом вдруг мы потеряли?
Великий век, как одарил всех нас,
Созвездием имен великих в мире,
Имен, которые не услышишь ты сейчас,
Они бриллиантами сверкают в памяти поныне.
Чайковский, Мусоргский, Шопен, там Шуман, Бах,
Там Гайдн, Глинка, Моцарт, Шуберт и Сальери,
Бетховен, Вагнер, Лист, Бизе и Оффенбах,
Россини, Донацетти, Штраус, Брамс – закончим на примерах.
Созвездию космической «Плеяды» не вместить
Тех звезд блистательных в свои пределы,
Какой же горстью бросил их Господь, чтоб освятить
Нам землю грешную в своих наделах.
А с техникою там невероятное произошло,
Почти до окончания века ведь ни электричества, ни газа,
О радио, машинах ведь не знали ничего,
С болезнями бороться как, как победить заразу?
О самолетах, космосе и атомных АЭС
Ведь в восемнадцатом и не мечтали.
Не знали «Handy», что берешь ты в лес,
О поездах и телевиденье и не подозревали.
Рентген и Нобель, Форд и Эдиссон,
Ампер, Вольт, Пастер и Тесла,
А братья Райт и Даймлер-Бенц, нет – это был не сон,
Там, в девятнадцатом, они творили вместе.
Художники блестящей бесконечной чередой
По веку девятнадцатому прошагали,
Чернил не хватит описать всех тех картин порой,
Которые в музеях вы видали.
Сера и Гойя, Ренуар и Пикассо,
Ван Гог, Дали и Репин живописью потрясали.
Тулуз Лотрек, Крамской, Синьяк, Коро,
Там, в девятнадцатом, все это создавали.
А прозы и поэзии не счесть,
Что нам оставили писатели, поэты,
Прекрасные творенья их не перечесть.
Не хватит человеческого времени на это.
Там, в девятнадцатом, река была рекой,
Ты мог пригоршнями испить ту воду.
Попробуй-ка сейчас, читатель дорогой,
С дизентерией будешь под больничным сводом.
Сейчас и в лес не хочется идти,
Ведь гриб в обнимку с радиацией, не знали?
Ее в нем столько, в крик кричи.
Эх, лучше счетчик Гейгера глаза бы не видали.
Крестьянин свой заладил бреде пек. [22]
Его под водоросли сунул, топнул ножкой,
И рыбу из него ты только собирай, дружок,
Из бредня высыпется полное лукошко.
А дальше. Божеский закон – он ведь суров.
Живите на земле, плодитесь, размножайтесь,
Несбыточных не будет больше сладких снов, «Серебряный» не повторить, и не пытайтесь.