Анатолий Жигулин - Летящие дни

Лишь бы в нашей пасмурной России
Было все, как в лучшие года.
Чтобы жили, сеяли-косили.
Чтоб не голодали никогда.

Чтобы травы были зеленее,
Чтобы больше было тишины.
Чтобы власти были поумнее,
Чтобы вовсе не было войны…

Я своей судьбой вполне доволен.
Я люблю такие вечера.
Перепелка над пшеничным полем
Тихо призывает:
Спать пора.

* * *

Последний вздох сентябрьской музы.
Ракиты в черном серебре.
Сухие былки кукурузы
И грустный суслик на бугре.

Стою, печально разминая
Колосья пыльные в горсти.
Прости меня, земля родная,
За что — не знаю, но прости.

Под тихий шелест листопада
Над остывающим прудом
Мне не стихи писать бы надо,
А жить с тобой твоим трудом.

Но я узнал иные шири,
Не отказавшись от сумы, —
Лихие просеки Сибири,
Седые сопки Колымы.

Там черный бор гудел тревожно,
Мела пурга, беду суля,
Но жить и там, конечно, можно,
Там тоже русская земля.

Там далеко, в тайге косматой
Был у меня пушистый друг —
Зверек таежный полосатый,
Забавный рыжий бурундук…

И я люблю одной любовью
Тайгу и отчие поля.
Одной душой, одною кровью
Любовь оплачена моя.

И дорог мне лесок далекий,
И дух степного ветерка,
И этот суслик одинокий,
Российский брат бурундука.

* * *

Марта, Марта! Весеннее имя.
Золотые сережки берез.
Сопки стали совсем голубыми.
Сушит землю последний мороз.

И гудит вдалеке лесосека.
Стонет пихта, и стонет сосна…
Середина двадцатого века.
Середина Сибири. Весна.

По сухим по березовым шпалам
Мы идем у стальной колеи.
Синим дымом, подснежником талым
Светят тихие очи твои.

Истекает тревожное время
Наших кратких свиданий в лесу.
Эти очи и эти мгновенья
Я в холодный барак унесу…

Улетели, ушли, отзвучали
Дни надежды и годы потерь.
Было много тоски и печали,
Было мало счастливых путей.

Только я не жалею об этом.
Все по правилам было тогда —
Как положено русским поэтам —
И любовь, и мечта, и беда.

ПОКИНУТАЯ ДЕРЕВНЯ

Пусть твои дома давно забиты
И почти рассыпался плетень.
Все равно шумят твои ракиты —
Украшенье русских деревень.

Тишина. Лишь в поле крик вороний.
Да рокочет трактор за бугром.
На лугу — стреноженные кони.
И мерцает речка серебром.

Ничего. Ты все равно прекрасна.
Пусть шуршит под ветром лебеда.
Никакому тленью не подвластна
Этих далей тусклая слюда.

Потерпи, родимая, немного.
Слышишь этот трактор вдалеке?
Скоро будет новая дорога,
Новый мостик на твоей реке…

А ракитам лет уже по двести.
Есть о чем тужить и вспоминать…
Ничего, на этом грустном месте
Кто-нибудь поселится опять.

* * *

Золотое, зеленое утро.
Пятиглавая церковь вдали.
А в душе одиноко и смутно.
И летят вдалеке журавли.

Журавли, вы как будто из песни,
Из протяжных, мучительных слов.
И дрожит, и звенит поднебесье
Над рядами сосновых стволов.

Эти сосны — как медные струны
От земли до холодных небес.
И звучат журавлиные трубы,
И качается утренний лес.

Все закончится — боль и дорога.
Я ухода давно не боюсь.
Но останется эта тревога.
Этих пажитей легкая грусть.

Этот бор за притихшею весью,
Этот запах сосновых стволов.
Эти птицы — как будто из песни,
Из протяжных, мучительных слов.

* * *
В. Лазареву

Ветер свистит в сухом камыше
Близким посвистом зимних вьюг.
Больше того, что есть в душе,
Мы — увы! — не напишем, мой друг.

Больше того, что жизнью дано,
Мы не сможем вложить в стихи…
Ветер стучит и стучит в окно.
Уже на дворе не видно ни зги.

А я вспоминаю седые дни.
Вижу солнца кровавый круг.
Только послушай, только взгляни, —
Сколько пришлось пережить, мой друг!

Видно, такая у нас тропа.
Время нас и должно терзать.
Больше того, что скажет судьба,
Разве мы сумеем сказать?..

МЕТЕЛЬ