Анатолий Жигулин - Летящие дни

И я сегодня все пристальней
Всматриваюсь в историю.
Думаю о Грюнвальде…
Слышу боль последней войны…
И вспоминаю ивы —
Кусты и деревья, которые
Растут на бескрайних просторах
Великой нашей страны.

Их перечесть невозможно —
Растения рода Salix —
Гораздо более сотни
Разного вида ив…
Из заросли сосен выпрыгнул
Чуть рыжеватый заяц.
Белый туман опустился
На тихий Куршский залив…

На Куршской косе вспоминается
О многих веках и потерях.
А ветер ломает сосны.
А в берег стучит волна.
Посадками ивы извечно
Мы укрепляем берег.
Но вот ведь — не приживается! —
От крови вода солона.

Мы снова умрем за Родину,
Как пращуры умирали.
Лишь бы зло не селилось
В наших братских сердцах…
Мне ясно припоминается,
Что где-то на Южном Урале
Есть мелкая ива, растущая
Даже на солонцах.

Я туда съезжу осенью,
Хоть этот путь неблизкий.
И мы одолеем вместе
И злую волну и пески.
Я вам привезу весною
От горькой ивы российской
Чуть розоватые, теплые,
Словно слеза, черенки.

У БОЛЬНИЧНОГО ОКНА
Ирине

Видна труба заброшенной котельной,
И вьется лист — в подобие стрижу.
И из окна палаты неотдельной
Я каждый вечер все на них гляжу.

Ах, солнце, солнце! Свет моей надежды.
Ах, Ира, Ира! Свет моей души.
Я каждый вечер опускаю вежды
И говорю: живи, мой друг, дыши.

Мои часы — из солнца и трубы.
Мой календарь — из ветра и березы.
Моя любовь, конечно, из судьбы.
Но там — все слезы,
слезы, слезы, слезы…

ВЕНЧАНЬЕ ПОЭТА-ДЕКАБРИСТА. 1829
Владимиру Федосеевичу
Раевскому

Венчанье, венчанье…
А может быть, это прощанье?
И добрый священник
Напрасно сулит обещанья,
Что жизнь хороша
И прекрасна и даже
Совсем не тревожна.
Да разве такое возможно?

И вдруг в барабане
Под куполом вспыхнуло
Яркое солнце.
А день-то январский
Угрюмый и черный
Над Русью просторной.
Откуда же солнце? Откуда?
Ведь это и вправду
Похоже на чудо.

И руки, и свечи,
И наши венчальные кольца.
И снова под куполом —
Яркое вспыхнуло солнце.
А день-то январский
Угрюмый и черный
Над Русью просторной.
Откуда же солнце,
Откуда?
Наверное, чудо.

* * *

Лебеда под Сухуми,
В краю винограда и пальм,
Сиротой одинокой
Тоскует в тени кипариса.
И на тонкие листики
Солнечный зайчик упал.
И горючие строки
Невольно в душе родилися…

Ах, какие жестокие,
Лютые были года!
И была лебеда
Не травою, а пищей.
Ах, какая большая,
Густая росла лебеда
Между черных камней
На родном пепелище!

Лебеда под Сухуми —
Примета российских полей…
Если в здешнем краю
Ненароком уснуть мне придется,
То и здесь для меня,
Для безвестной могилы моей
Этот кустик родимый
Найдется.

* * *

В доме Орёлкиных
На абхазской земле
Мы пьем с Фазилем
Вино виноградное.
И южное солнце
Сверкает в вине.
И кажется: нету
Минут отраднее.

А Маргарита
Нам подливает вино.
Она прекрасна —
Как Маргарита.
И все печали
Уходят на дно —
В Черное море.
И боль — забыта.

И словно я не был
Судьбою ранен.
И словно нету
Тревожных вех…
Я — православный,
Фазиль — мусульманин.
Но Бог, как известно,
Один для всех.

Мы служим Богу
Совести и добра.
Но мы, однако,
Всего лишь люди.
Мы горько знаем,
Что было вчера.
Но мы не знаем,
Что завтра будет…

Жил бы всю жизнь
В этой дивной стране,
Где речь просторна,
Душа — открыта,
Где каждый
Толк понимает в вине,
Где у каждого Мастера —
Маргарита.

ПОДРАЖАНЬЕ СТАРИННОМУ ЖАНРУ
(В альбом N)

Излученье Ваших глаз
И опасно, и приятно.
Я опять смотрю на Вас.
Вам, конечно, все понятно.

Мне и время нипочем.
Нет ни горя, ни потравы.
Словно лазерным лучом
Подожгли сухие травы.

И пожар, пожар, пожар —
Зыбкий, быстро проходящий.
Ветерок разносит жар,
Легкомысленно летящий.

Я опять смотрю на Вас.
И душа на все согласна.
Излученье Ваших глаз
И прекрасно, и опасно.