Юрий Колкер: Млечное

Льёт на город свет уныло —

Город тихо спит.

Я под этим мрачным светом

Мучаюсь вдвойне.

Тяжек жребий — быть поэтом

С ней наедине.

Та же самая тревога

Мучает меня, —

Знаю я: мой путь — Дорога

Звездного огня.

Так пускай звезда мерцает

В холоде ночей,

Пусть на землю посылает

Яд своих лучей…

Город спит, шумит волною

Чёрная Нева…

Помню вечер — мы с тобою…

И твои слова…

Но к чему воспоминанья?

Чтобы, как во сне,

Задремавшие страданья

Пробудить во мне?..

Как любил я ночи эти,

Чёрные мосты…

Помнишь садик у мечети?

Нет, не помнишь ты.

Я тебя не обвиняю —

И кого винить?

Я один — и я мечтаю

Этот мир забыть…

Даль светлеет. Звёзды гаснут.

Близится рассвет.

Солнце… Взгляд скользит бесстрастно.

Счастья в жизни нет.

Обо мне забыли боги

И забыла ты.

Вновь бреду я без дороги

В поисках мечты.

29 июля 1960

Этот вечер я буду помнить

всю жизнь… Всю жизнь!..

Гюго

(Последний день приговорённого к смерти)

То, что ветры весенние

Мне шептали, звеня;

То, чем юных стремление

Наградило меня;

То, чем сердце обязано

Бесприютной судьбе;

То, что болью подсказано, —

Посвящаю Тебе,

Аонида жестокая

Школьных сумрачных лет…

Бесконечно далёкая,

Как туманный рассвет.

В темнице мрачной и холодной,

Покинутый своей судьбой,

Я вновь живу мечтой бесплодной,

Давно померкнувшей мечтой.

Как долго тянутся мгновенья

В унылой, мрачной тишине!

Передо мною, как во сне,

Встают минувших лет виденья,

И в сердце меркнет сожаленье

О жизни, изменившей мне…

Все смертны… С завтрашним восходом

Мой час настанет роковой,

И я прощусь с тюремным сводом,

Чтоб самой страшною ценой

Навеки обрести покой.

Смотрю сквозь узкое оконце

На пламенеющий закат.

Над городом садится солнце,

Как много-много лет назад…

Но вижу я иные дали:

Жизнь необъятна, смерти нет,

Нет ни разлуки, ни печали,

И мне опять семнадцать лет.

Я вижу сад, звеневший пеньем

Разноголосых птиц весны.

Я дорожил уединеньем,

Я возводил воображеньем

Чертоги сказочной страны…

…Закат. И звёзды уж блеснули

На потемневших небесах.

В тени прозрачной утонули

Деревья в девственных лесах,

И веет свежая прохлада

Над миром, дремлющим во мгле,

И ощутим под сенью сада

Покой, ниспосланный земле.

Еще светло, светло, как утром,

Но месяц бледный в пруд глядит

И тихо воду серебрит,

Мерцая чистым перламутром, —

Мир только дремлет, но не спит,

А солнце, вдаль склонясь устало,

Светило бронзовым огнём,

Косыми бликами играло

В саду старинном и пустом,

Где всё весной любви дышало,

Где сердце нежно замирало

В тот вечер, что казался сном,

И где в аллеях — мы вдвоем.

Мы шли, деревья к нам склонялись,

Ласкаясь свежею листвой,

И, верно, тихо улыбались

Под кроною своей густой.

…На жизнь тогда смотрел я просто,

Коварства не познав судьбы…

Со мною девочка-подросток

В саду, где древние дубы

В прохладной тишине забылись,

Где тени длинные ложились

От их раскидистых ветвей

На землю ласковых аллей.

Вечерний час. Быть может это

Располагает к тишине,

Как все, подвластное луне

До первых проблесков рассвета, —

Наш приглушенный разговор

Ведётся шепотом смущенным,

О чём — забыл… Но этот взор

Был полон будущим бездонным!

Я на неё гляжу украдкой

И глаз не в силах оторвать.

Она казалась мне загадкой,

Что я не властен разгадать.

…Я вновь живу воспоминаньем —

И в сердце нету пустоты,

На смену страху и страданьям,

Явились милые черты

Беспечной, детской красоты.

Еще дитя, она прекрасна:

Прекрасен взор огромных глаз,

Тогда — наивно, позже — властно

Меня дразнивший столько раз, —

То задушевный, то игривый;

Волос чуть вьющаяся прядь,

И этот профиль горделивый —

Всё нужно видеть, чтоб понять.

Но трачу я слова напрасно:

Блаженства — не пересказать.

Мы шли вдвоём. И вечер ясный

Сошёл на землю тихим сном,

Объемля чутким забытьём

И сад, старинный и прекрасный,

И город тихий, — всё кругом.

И вдруг, с ребяческим задором,

Очнувшись будто ото сна,

Мне звонко крикнула она

(И эхо повторило хором):

— Бежим! —

Сгустился сумрак мглистый,

Хоть месяц плавал в вышине,