Вадим Андреев: Стихотворения и поэмы в 2-х т. Т. I

В конце беспокойной дороги
Мы часто подводим итог
Минутам высокой тревоги
И сереньким дням без тревог.

Колонками цифры построив
То справа, то слева, спешим
В уме подсчитать золотое
И черное нашей души.

И, вычтя одно из другого,
Из радости темную боль,
Вполголоса мертвое слово
Шепнем прозаически: «Ноль…»

Но вдруг — по квадрату страницы
Все цифры скользнут и, ожив,
Танцуя, взлетят вереницей
Вне логики правды и лжи,

И, музыке странной покорна,
Как воздухом, ею дыша,
В родные, земные просторы
Живая вернется душа.

Розоватый рыжик спрятан в хвою.
У него под шляпкой младший брат.
Воздух леса на смоле настоян,
Он хмельнее хмеля во сто крат.

Тишину лесную видно глазом,
Слышно ухом — в золоте листва,
Слышно, как мгновенные алмазы
Зажигает в росах синева.

И таким дыханьем необъятным
Насыщается моя душа,
Что, спеша, уходит на попятный
Смерть от жизни, на попятный шаг.

Не утолить страшной жажды, о, сколько ни пей!
Как в минувшие дни почерневшие, жадные губы
Тянутся к влаге стихов, к обжигающей влаге твоей —
О песнопенье! ты нас воскрешаешь и наново губишь.

С каждой новой рожденной строкой умирает душа
И возрождается снова из пепла — легка и крылата —
Феникс! — пока не иссякнут на дне золотого ковша
Светлые росы восхода и дымная лава заката.

Сквозь горловину узкого пролива,
Взрываясь на зубцах подводных скал,
Несли валы растрепанные гривы
К залысинам прибрежного песка.
В тот день противоречье всех течений
Вдруг стало явным, и казалось мне,
Что некий образ светопреставленья
Уже возник в надводной вышине:
Из дальней тучи рогом носорога
К воде тянулся смерч. Он был черней
Воды. Я думал вот, еще немного,
И он, как зверь, соединится с ней.

Вдали, могучее вздымая тело
И встречных волн сминая суету,
Девятый вал, как призрак черно-белый,
Провел внезапно длинную черту.
Весь горизонт покрылся дымной пеной.
Вода как будто встала на дыбы,
И, влажных скал обняв нагие стены,
В огромное вместилище борьбы
Она ворвалась и слилась с прибоем,
И, перекрыв весь видимый простор,
Зажгла, к смертельному готовясь бою,
К угрюмым тучам рвущийся костер.

Девятый вал вздымался выше, выше.
Казалось, он до боли напрягал,
Подобно бегуну, тугие мышцы
И, щерясь, сам себя перерастал.
Ристалище приливов и отливов,
Грозящий, обнаженный лоб волны,
С хребта срываемая ветром грива,
Вся сила океанской глубины —
[Как счастлив я, что человек не может
Еще не может покорить морей,
Что океан, сверкая влажной кожей,
Еще исполнен волею своей!]

Время за минутою минуту к о дну
Тянет — словно воду на порогах, —
Но, быть может, все-таки сегодня,
Средь ненужных, тусклых, хромоногих,
В дверь мою войдут четыре строчки,
Те четыре, новых, некрасивых,
Те, что мой легко сломают почерк,
Жизнью скованный, себялюбивый.
Перед ними я, как мальчик, встану,
Перед долгожданным новым словом:
Пусть оно врачует или ранит,
Только пусть оно сорвет оковы
С пленной мысли, с нашей пленной воли.
Все деревья в мире умирают,
Жизнь земли сроднилась с вечной болью,
Только слово времени не знает.
Нет, никто в ночи не скрипнул дверью,
Новое «сегодня» смотрит в окна.
Я, как прежде, жду, люблю и верю
Ожиданью нет и быть не может срока.

Влага стихов — воркованье струящихся гласных —
Камни согласных оденет звенящей росой,
И первобытное слово становится ясным,
И синее небо сливается с черной землей.

Сеятель ссыпал в кошелку шуршащие зерна.
Даль, а в дали прислонились к земле облака.
Как дышит земля, как дыханье ее благотворно,
Как от звуков и слов тяжелеет сегодня рука!