Вадим Андреев: Стихотворения и поэмы в 2-х томах. Т. II

Мы будем спать и спать, и только спать,
Без сновидений сон — какая благодать!

Но задушевный огнь еще горит,
Еще нам наша жизнь, пеняя, мстит,

Прозрачных искр воздушный фейерверк
Еще не вовсе в темноте померк.

Промышленной мечте наперекор
Еще горит возлюбленный костер.

Переступив за жизнь, за край природы,
Разъединясь с землей,
В суровый край твоей свободы
Вступая, Боже мой,
Душа, еще разъятая, томима
Всей суетой сует,
Над нею веют крылья серафима
И поглощают свет.
И дымно-нежным веяньем объята,
Она дрожит, звеня,
И вверх, к Тебе, по плоскости покатой
Она влечет меня,
И я, еще живой, вступаю
В горящие поля
И медленно иду по огненному краю,
По острию огня,
Еще храня избыток смертной страсти,
Еще, как зверь, дыша,
Пока не прорастет высоким счастьем —
Звездой — моя душа.

Отверженным созданьем Бога
По краю розы — гусеницей — мне
Ползти, пока мое немного
Не успокоится в просторном сне.

В тенетах шелковых волокон
Умрет, как человек, и вновь, скорбя,
Найдет мой безобразный кокон
Сквозь смерть — преображенного себя.

И над уродом окрыленным,
Тесня сиянье семиструнных лир,
Восстанет облаком зеленым
Все тот же плоский гусеничный мир.

И я болел очарованьем.
Крылатый воздух мне мешал
Дышать и жить земным страданьем
И счастьем сердце оскорблял.

Но я, очистясь от свободы
И от лазурной высоты,
Ярмом мучительной природы
Поработил мои мечты.

Как чешуя листвы зимою,
Шуршал перегоревший свет —
Испепеленный темнотою
Иного мирозданья след.

Да, в нашем муравьином мире
Я исцелен от слепоты.
Чем надо мною небо шире,
Тем резче солнце нищеты.

Не все ль равно, какая твердь над нами
Когда душа с душой не говорит,
Когда, пренебрегая небесами,
Любовь кощунствует и Бог молчит.

В окне желтеют листья винограда,
И перед смертью бабочка летит
Туда, где солнце над оградой сада
Тончайшей паутиною горит.

На что мне мудрость моего незнанья?
Пернатые сияют небеса,
Сама природа в час коронованья
Соединить не может наши голоса.

Подобно крыльям, облака всплеснутся,
В закатной славе перья расцветут,
Но два крыла друг друга не коснутся,
Но две души друг друга не поймут.

Господь мне дал земное бремя
И слова высочайший дар, —
Увы божественное семя
Не возрастил земной фигляр.

Я отдал все во имя Бога,
Всю радость, все сиянье мук,
Но ложь пронзала у порога
Мой каждый уходящий звук.

И я в толпе безликой черни
— Не господин и не слуга —
Разбил Твой дар высокомерный,
Земные проклял берега,

В пустыне духа, неподкупный,
Косноязычный и слепой,
Я долго мой позор преступный
Влачил, хромая, за собой.

И вновь к Тебе, опустошенный,
За прежним даром я пришел:
— Верни, Господь, мой беззаконный,
Не знавший отзыва глагол.

Кастальский ключ не утолил меня.
Замкнулся круг песчаного позора.
Как желтый зверь, вдоль края косогора
Сползло последнее пятно огня.

Я стал на острый край пустого дня,
Не смея оторвать земного взора
От дымного и плоского простора,
Смыкавшегося, точно западня.

Добро и зло, опав, как шелуха,
Мне обнажили сердцевину мира
И семена блестящие греха,

Заснувшие в извилинах эфира,
И я увидел смертными глазами
Архангела с орлиными крылами.

Как солнце, крест в его руках горел,
Распятая на нем сияла роза,
И я сквозь человеческие слезы
Увидел мой божественный предел,

И жизнь мою, которой я болел,
И снов моих безлиственные лозы,
И ненависть и нищенские грезы, —
Я все, любя, в себе преодолел.