Вадим Андреев: Стихотворения и поэмы в 2-х томах. Т. II

Когда испарился язвительный воздух
И запах сиянья в подводном эфире
Растаял, как утром воздушные звезды,
И ты отлучился от нашего мира, —
Тебя окружили незримые тени,
И ты протянул им прозрачные руки,
И лег отдохнуть на последней ступени,
На первой ступени огромной разлуки.
Ты слушал — но было бесцветным молчанье,
И свод над тобою и замкнут и тесен,
И вдруг, раздавив тишину мирозданья,
Пробился родник орфеических песен.

Но плоские скалы остались лежать,
Тебя не услышав, рассыпались тени,
И даром пытались сквозь мрак просиять,
Надеясь на отзыв, бесцельные пени.
Твой голос подземной душе невдомек,
Она разучилась цвести и молиться.
Звук тонет в эфире, как в море — песок,
Как в небе — взлетевшая ангелом — птица…

Звезда, обреченная жить на земле,
Увы, не забыла зарока сиянья —
Но вместо огня в рассудительной мгле
Проснулся коричневый дым умиранья.
Мы все, одержимые музыкой сфер,
Ночным бормотаньем ликующей лиры,
Беспомощны в мире расчетливых мер,
В бесцветном пространстве двухмерного мира.

Проходит за тенью прозрачная тень,
Проходит, не слыша звенящего света.
День кончился. Новый расправился день,
Но, глухонемой, он нам не дал ответа.
……………………………………………

Туман всей грудью приналег.
Нас локоть облачный раздавит
И в холодеющий песок,
Как жемчуг в золото, оправит.

Тень раздвоится и исчезнет —
О, это ложе тишины!
И с каждым часом все любезней
Приветствуют — уснувших — сны.

Но вот поднимется туман,
Не вынесши земного зноя,
Облаковидный караван
Уйдет в пространство голубое,

И снова солнечная слава
Очаровательно чиста.
Вдруг мы заметим, что оправа
Желто-песочная — пуста.

Немилосердна Божья тишина,
Она безмолвьем отягощена.

Она томит, она смиряет нас
Глухим огнем и мраком цепких глаз.

Спеленуты высокой тишиной
И наготой ее и простотой,

Напрасно тянемся к святым дарам,
Напрасно силимся покинуть храм.

Подумай, быть может, последнее в жизни
Мгновенье цветет над тобой,
Быть может, ты скоро для новой отчизны
Оставишь свой остров земной.

Подумай, ведь все, что живет и сияет,
К чему ты душою привык,
Как дым, в небесах развеваясь, растает,
Уснет, как в пустыне родник.

Поверь мне, бессмертно слепое мгновенье, —
Умей же мгновеньем владеть,
Чтоб после достойно и без сожаленья
Насытясь земным, умереть.

Неплодородный и кремнистый кряж!
Напрасен труд, суровый и упорный.
Насильственный оратай я и страж
Земли — я знал, что погибают зерна.

Ветра и зной взвевали серый прах.
Мой негостеприимный край бежали
Стада и табуны, и лишь репейник чах;
Огонь и дымы воздух угнетали.

Но он прошел, бесспорен и могуч,
Твоей любви великолепный ливень —
Огромным счастием огромных туч;
И край зацвел, тяжелый и счастливый.

И глядя на пасущихся овец,
И на цветы, и на большие травы,
Я знал, что я отныне, Бог Отец,
Тебе, как пахарю, достойно равен.

Был неуклюж рассвет. Он долго шарил
В кустах, средь серых ребер бурелома,
И мне казалось, — он меня состарил,
Как будто старость мне была знакома.

С бесформенным и вялым небосклоном
Не совладав и отступить не смея,
Рассвет огнем мучительным и сонным
Напрасно бился, будто цепенея.

Но в этот час тяжелого рожденья
Внезапно вышли и пошли на приступ,
Навстречу дню — чириканьем и пеньем
Мильоны птиц — неудержимым свистом.

Преображен блаженным звоном воздух!
Вкушая благовест земной природы,
Рассвет рукой прикрыл большие звезды
И вытер пятна ночи с небосвода.

В молчание, как в воду, погрузясь,
Плывет и кренится корабль тяжелый слова.
Вода бежит, невольно раздвоясь
И за кормой смыкаясь снова.