Лев Маляков - Заколдованное счастье

Меж разлапин корявых корений,—
Как вчерашнее,—
Вспомнить изволь,—
Председатель Совета
Евгений —
К новым бедам да старая боль!

Оказалось:
Ничто не забыто!
Я поднялся, от боли стеня,—
Потемнело, зарею омыто,
Голубое рождение дня.

Шаг за шагом,
Без думы, без цели —
Лишь бы прочь от былого уйти,
А оно, как столетние ели,
На моем поднималось пути.

Уходил, спотыкаясь, в былое,
Будто кончилась в мире война.
Отступало вчерашнее злое,
Лишь осталась, как солнце,
Она.

И светила,
Светила глазами,
Ой, какие у Дарьи глаза!
Мне бы выплеснуть горе слезами,
Да откуда возьмется слеза!
Огляделся,
Вздохнул облегченно,
Шевельнул онемевшей спиной.
И деревья, насквозь пролученные,
Расступилися передо мной.

Возвратился я к лобному месту,
Сам себя беспощадно казня.
Председатель все кликал невесту,
Словно жилы тянул из меня.

Я молчал,
Непосильную ношу,
Как судьбу,
Поднимал на себе.
Только шаг — и, казалося, брошу
Новый вызов проклятой судьбе.
И шагнул я
(К беде иль спасенью?) —
Так впервые ступают по льду…
Через сучья,
Завалы,
Коренья
Пробирался, как будто в бреду.

Как в бреду!
Но ничто не забылось,
Хоть крутенько бывало потом:
Ни брусничника малая милость,
Ни лесничего кряжистый дом.

Навсегда отпечатался в сердце
Председателя въедливый взгляд.
Никуда от него мне не деться,
Не податься ни вбок, ни назад.

В этом взгляде прочел я такое,
Что поведать достанет ли сил!
А промолвил он вовсе простое:
Поклониться жене попросил…

Будь здорова, сторожка лесная,
Помаленьку живи,
Не старей!
Да хранит тебя ель вековая
С развеселой семьей снегирей!

От цветов ли,
От диких корений,
От живой ли ключовой воды
Даже меченный смертью Евгений
Выкарабкивался из беды.

Хочешь, нет —
От затишка лесного
Подаваться настала пора.
В той сторожке оставив больного,
Выходил я опять на ветра.

Раскаленные ветры хлестали,
Смерть чернела над нами, как дым.
Жаростойкие плавились стали,
Каково ж доставалось живым!

На локтях бы дополз до Берлина,
Да не вышло —
Моя ли вина,
Если пуля
Летела не мимо,
В дом родной отпустила война.

Вместо деревни
Недобро
Торчали заборов ребра.
Только береза, как знамя,
Высилась —
Память деда.
Радостью со слезами
Праздновалась победа.
Мне самому хотелось
Выть от беды, что есть мочи.
Только не терпит дело,
Больно коротки ночи.

Трав развеселой рябью
Вспыхнул край приозерный.
С ветхих подолов бабьих
Сыплются горькие зерна.

Старшая по колхозу
Гильзою зерна мерит,
Бабьи считает слезы.
Верит она
И не верит…
«Бросить бы все на свете.
Взять да испечь лепешки:
С голода пухнут дети,
Баб покормить бы немножко…»

Думы…
Но с губ ни оха,
Смотрит в землистые лица.
— Спробуем сами в с о ху,
Выдюжим, молодицы?
Мы не одни,
Подмога —
Три мужика —
Ко времю.
— Бабы, побойтесь бога,
Их и всего-то на племя!..

Шутке смеялись строго,
Хлябко ходили плечи.
Вроде поели немного,
На сердце будто легче.

Доброе же лекарство —
Ядреное кстати слово.
Двинулось бабье царство
Горя добрать земного.

Тенью подернуло дали,
Спины дымятся от пота.
Деды не зря считали
Пашню мужской работой.

Выдохлись молодицы.
Дарья в кофточке белой
К речке спустилась напиться.
Я подошел несмело.

Дарья стоит на камне,
Тычется ветер в колени.
С этакими ногами
В самый бы раз — на сцене.

Балую робким взглядом, —
Знаю:
У наших — строго.
Много ль солдату надо?
Ой, молодица,
Много!

Ветер испариной клейкой
Дунул — да прямо в душу.
Ворот у телогрейки,
Черт,
До чего же душен!

Руки —
И те, как лишние,
В них что-то еле слышное,
Чуткое и живое
Не находило покоя.

Руки,
Солдатские руки,
Натосковались в разлуке!

Бревна ль меня укатали —
Плечи обвисли устало.
В черень висков
Подпалин
Солнышко ль набросало?

Только от баб глазастых
Не утаишь присухи.
Бросит словечко —
Баста!
Ходят землянками слухи,
Радуются старухи.