Лев Маляков - Заряна-печальница

М е жи стояли,
Как стены,
Только попробуй затронь —
Вспомнит межу непременно
В пасху христову гармонь.

Благословленные властью
И помолившись кресту,
Колья со злобною сластью
Бились на шатком мосту.

Пенясь, река завивала
Сбитых в крутые ключи…
В голос жена причитала,
Только кричи не кричи…

С майского ярого поля
В шаткое вдовье крыльцо
Веет голодною долей —
Углится бабье лицо.

Будь же ты проклята,
Клята,
В поле родимом межа!..
Нам ли не помнить, ребята,
Время стыда-дележа?

Нас,
Кто о межах по книжкам
Вычитал страшную суть,
Поле вздымало, как вышка,
В завтрашний день заглянуть.

Щедро оно одаряло
Нас прямотою борозд,
Выдало смалу орала,
В небе —
По пригоршне звезд.

В пожни
Мы к батькам послушно
Бегали, видно, не зря.
Зябкими росами души
Нам омывала заря.

Нрав непокорный и кроткий —
Псковским увалам сродни.
Валкой мужицкой походкой
Вышли в недобрые дни.

Помним не кровные счеты
Дедов в сивушном чаду —
Старосты знаем работу
Мы в сорок первом году.

Жилистый,
На руку крепкий,
Филька свой час не проспал.
Даже урядника кепку
Где-то, подлец, раскопал.

С хлебом на скатерти белой
Бил чужеземцам поклон…
Полюшко,
Что ж ты хотело?..
Старый вернули закон.

На поле Филька покоен —
Как же — евона взяла!
Щупает землю ногою,
Землю,
Что людям была

Радостью,
Родиной,
Болью,
В ней и восход и закат…
В бороздах крепкие колья,
Словно занозы, торчат.

Враз обескровились зори,
Криком хотелось кричать!..
Горькое плакало горе
В полюшке нашем опять.

Будто и не было детства.
Вот он —
Мужания срок.
Приняли дети в наследство
Мести нелегкий зарок.

В дружбу подпольную веря,
Мы в лопоухий бурьян
Ставили,
Словно на зверя,
Волчий на Фильку капкан.

И довелось посмеяться:
Фильке раздроблена кость.
Но матерям отдуваться
За малолеток пришлось.

Поняли:
Волчьи капканы
Надо сберечь про запас.
Слово с тех пор
  «партизаны»
Стало священным для нас.

В пади Сорокина бора,
В топи Соколичьих мхов
Нас проводили просторы
Под переклик петухов.

Шли по родимому полю,
Взяв его силу и страсть,
Чтоб усмехаться от боли,
Чтобы без крика упасть.

Волю неслыханной болью
Мы закалили, как меч.
Ради родимого поля
Можно ли сердце беречь?!

Можно ль тому удивляться,
Что мы вернулись опять?
Поле кричало нам:
«Братцы!» —
Руки тянуло обнять.

Во моем во полюшке —
Ни тропки, ни пути.
Трын-травою поле заросло,
Затянуло дымом,
Снегом занесло.

Стелются в нем жухлые кусты
Да стоит березонька,
А под ней—
Кресты!..

Я в том поле уцелел едва, —
Пожалела малого
Матросская братва:

Насмерть, до последнего,
Встали у ракит…
Красным цветом полюшко
До сих пор горит.

О время, время!
Плачут соловьи,
А в о роны восторженно кричат…
Мне до сих пор
Грозят глаза твои
И душит по ночам
Сожженья чад.

Я видел сам:
Каратели в гумно
Людей швыряли,
Как поленья в печь…
Я сам — живой,
Но душу все равно
Мне от того сожженья
Не сберечь,

Огонь пылает с четырех сторон.
Вокруг солдаты
Курят не спеша.
А я в траве.
Горит моя душа,
И не сдержать никак
Проклятья стон.
Душа горит!
И через двадцать лет
Тревожат рощу плачем соловьи.
О время, время,
Мне дымы твои
И ныне заволакивают свет!

Людно и цветасто на вокзале…
Недругов
Не так у нас встречали.

Нашенское «милости прошу»
Ихнее «гут морген» заглушает.
Только я с поклоном не спешу,
Что-то мне под ложечкой мешает.