Лев Маляков - Милосердие весны

Ходили за счастьем от веку
За горы, моря и леса.
Уж видно, судьба человеку
Искать на Земле чудеса.

Не знаю как счастья,
А лиха
Досталось искателю впрок.
И если не сгинет,
То тихо
Осядет, усвоив урок.

Не знаю как счастья,
А боли…
Хватило бы на сто дорог.
Такая искателя доля…
Светлеет родимый порог.

Так вот где покоится счастье!
Я робко иду под уклон
К избе,
Что неясною властью
Меня забирает в полон.

Теперь бы тем счастьем упиться —
Оно мне вполне по плечу…
С чего ж не поется, не спится —
То к солнцу,
То в бездну лечу!

Не верю дню рожденья слепо,
Хотя на бланке есть печать:
Не мог же взяться я из пепла,
Из ничего себя начать?

Бог весть какими шел путями,
Чтоб видеть,
  слышать,
  просто жить.
Из лыка первыми сетями
Меня пытались изловить.

А я в воде,
  подобно блику,
Был удивительно живуч,
Взлетал над лесом легче крика
И прятался в наплывах туч.

И не случайно,
Лишь стемнеет,
Сажусь я, молча, на крыльцо.
Моя душа, как даль, светлеет,
Подставив космосу лицо.

От непонятного застыну,
Чему-то горько улыбнусь
И, распрямив внезапно спину,
Навстречу звездам засвечусь.

И до меня за сотни лет
С утра, как новоселы,
В полях —
  едва взыграет свет
Гудели важно пчелы.

Стояли тихо у воды
Печальные ракиты.
Грузнели к осени сады
Анисом знаменитым.

В реке гулял ленивый сом
И жировала утка.
Катился вольно в небе гром…
Подумать —
Просто жутко!

За что-то выпала мне честь
Пройтись тропой земною…
И без меня все будет цвесть,
Но лучше бы — со мною.

Считаемся —
  лесная полоса,
Но крепко мы повысекли леса.
Не только мы —
  и предки хороши:
Дома, как терема, —
  сама мечта!
Умели деды брать для живота
И сверх того взымали для души.

Раздели липу, иву на корье,
Свели до счета дикое зверье.
Десятка два в лесу тетеревов
С утра слагают про любовь стихи.
И разучились драться петухи,
Отпел зорю —
  и фьють,
Бывай здоров!

А было время
(Летопись не врет:
Монах был зрячим,
  не подпольный крот),
Пскова носила на себе лодьи,
В ней,
  верь не верь,
  водились осетры.
А за Псковой
  звенели топоры —

Там лес валили,
  ладили бадьи.
Монах писал:
А за Псковой леса,
Гнездится соболь,
  черная лиса…
Остались летописные листы.
Но извели леса на берегу,
И соболь убежал давно в тайгу —
Подальше от опасной суеты.

Река не та,
  и лес теперь не тот.
Пскову вороны переходят вброд.
А деды наши баржи гнали тут.
С тех пор прошло поменьше ста годов,
А сколько встало новых городов!
Как жаль —
Леса так скоро не растут.

Я, кажется, еще не понял,
Зачем пришел на этот свет:
На топоре обжечь ладони
Или познать какой секрет?

Уйти в раздумье, как в берлогу,
С молвою не вступая в спор?
Иль все ж найти свою дорогу
Самой судьбе наперекор?

Иль жизнь несуетно простую
Среди родных полей вести?
Или, как жилу золотую,
Любовь случайно обрести?

И за нее любую долю
Принять,
Как благостный покой?
Иль замереть вот так от боли
Над неожиданной строкой?

Есть дочь и сын —
О разные созданья!
Как день и ночь,
Как солнце и луна.
Иван мне дан,
  понятно,
  в наказанье,
За что же Лада,
  дочь за что дана?

Деяньями я вышнего не славил,
Не блюл посты,
Грешил как только мог,
Отцовский дом давным-давно оставил,
Ну и ушел не лучшей из дорог.

На ней есть все для синяков и шишек:
Колдобины — увы! —
  не на виду.
И сам хорош:
Как вышел из мальчишек,
Так до сих пор к солидности иду.

Но я не трус —
Хоть голову на плаху, —
Готов ответить за свои грехи…
Сыграй мне, Лада,
  что-нибудь из Баха
За все мои поэмы и стихи.

Осенние цветы — как вскрики
Последних журавлей.
Они — как солнечные блики
Среди пустых полей.