Лев Маляков - Сберегите цветы полевые

Так вот с чего под сердцем боль
Отозвалась знакомым гулом:
Полями вешними пахнуло.
И ты хоть как себя неволь —
Уснуть не сможешь:
Ночь-другую
Все видишь землю дорогую
С крутым опасным половодьем,
Когда ручей под стать реке,
И в нем березы налегке
Бредут,
Смеясь над непогодьем.

А бани,
Словно пароходы,
В субботу густо задымят.
И до потемок огороды
Богато ведрами звенят…
Листа березового запах,
Моренного в жару сухом,
Ложится в лунные накрапы,
Как пух, туманно и легко.

В тех банях сверстники с устатку,
Как боги в облаках, парят…
Я сладко шевельнул лопаткой,
Как будто жаром тем объят.
И до утра усну едва ли —
Ведь знаю:
Ждут меня поля,
Поют мои родные дали,
Зовет отцовская земля!

Мой дед Антон —
  дорожный мастер,
В деревне —
  пролетариат.
Дорогу строил он для счастья,
Был несказанно делу рад.

Как для себя Антон старался —
Чтоб намертво булыжник лег…
И вот он,
  город, показался,
А до чего же был далек!

Верста к версте —
  легли каменья.
Как в песне звонкие слова.
Достала наше поколенье
Про деда добрая молва.

Дорога уходила в дали
И счастье
  все-таки нашла.
По ней тачанки проскакали
И революция прошла.

Давным-давно Антона нету,
И все-таки мой дед живет…
По каменке,
  навстречу лету,
Катит из города народ.

По ней,
  Антоновой,
  надежной,
Я нынче еду не спеша.
И каждой возрожденной пожне
Внимает радостно душа.

В глуши
У ржавого болота
Селились предки-ковали.
Не густо было намолота
От той железистой земли.

Валили жаркую березу,
В землянках-домнах уголь жгли.
В сердца их.
Светлые как слезы,
Роняли песни журавли.

Случалось,
Филин рядом ухал —
Пророчил жуткую беду.
И та беда,
Ходили слухи,
У же играла во дуду.

Она негаданно являлась —
Врывалась ворогами в дом.
И ковалей святая ярость
Катилась лесом, словно гром.

Гудели горны.
Звон металла
Как будто поддавал жары.
Ковали деды не орала,
Ковали деды топоры.

Мечи точили боевые,
Ночами не смыкали глаз…
И это было не впервые,
И не в последний было раз.

Небо — куполом иль вовсе непогожее —
В пути-дороженьке кал и ки перехожие.

Потешали молодецкую братч и ну,
В граде Киеве оплакали дружину
Князя Игоря.
И снова Русь былинная…

То не песня в поднебесье лебединая,
Перед бурей не птенцов скликают гуси —
Взрокотали звончатые гусли.

Шли кал и ки с песнями да плачами
По векам, как по ступеням.
В стольный град
Заявились горемычные удачники.
Слушай гусельки
Кто рад и кто не рад!

Смерды слушали —
Душою приосанились.
А монахи да ярыжки прячут нос:
Чуть стемнело —
К володыке,
Земно кланялись,
Спешно стряпали на вольницу донос.

И затеялось гонение на звончатые…
Только видано ль,
Чтоб песню на Руси,
Недопетую и вольную, прикончили?
Наши деды песню пронесли
Через все кресты
И все запреты,
Деды — безымянные поэты!

То не лебедь выходила из реки
И вставала,
Белокрыла и легка, —
Возводили на Великой мужики
Церковь-крепость,
Словно песню, на века.

Поприладилась плечом к плечу артель.
На стене — сам бог и князь —
Мастеровой.
По земле идет играючи апрель,
Обжигает прибауткой ветровой.

«Ох ты, каменщиков псковская артель,
Плитняков многопудовых карусель,
Б а луй,
Балуй каруселькой даровой,
Словно не было годины моровой».

Не в угоду
Богатеям и богам,
Не заради, чтобы слава вознесла:
По горбатым,
По отлогим берегам,
Будто шлемы,
Подголоски-купола.

Их оглаживали дальние ветра —
От восточных гор
И западных морей.
Поосыпано вороньего пера
У крещенных не крестом монастырей!

И с мечом,
И с бомбой жаловал гостёк
Не молиться на резные Купола…
Только срок начальной силы не истёк —
Та лебедушка стоит белым-бела.