Лев Маляков - Свидание

В серп, словно в месяц,
Пястью
Снова стебли заводит…
Нету страшнее власти,
Нету превыше власти, —
Хлеб половодит!

Силы лишь бы достало
Выстоять,
Не свалиться!..
Родина, ты помогала
Мне, словно небо птице.
Ты и Дарья!
Безгрешный
Взгляд ее ливнем вешним,
Сердце мое омывая,
Лился, как солнце в мае.

Шепчут сухие губы,
Полные терпкой полыни:
— Любый, не надо, любый!..
Помню тебя доныне!..
И притянула жесткой,
Ласковою ладошкой…

В реку растопленным воском
Лилась заката стежка.
Месяц в воде — подковой,
Хочешь —
Бери на счастье!
С ношей своей бедовой
Шли мы во звездной власти.

Речка у ног плескалась,
Выгнув дугою тело.
Лунная зябкая алость
Рябью переливалась,
В травах густых звенела.

Здесь, и былинка каждая,
Вырасти в песню жаждая,
Слышно,
Как голос пробует,
Песня наша особая…

Слава богу,
Хлеба чистой ржицы
Испекли сегодня молодицы.

Коркою поджаристою, хрусткой
Тянет аппетитно за околицу.
Села и деревни старорусские
Радостью тихонько обзаводятся.

Из деревни, спрятанной в подполье,
Дух смолистый вытесняет сырость.
Первый сруб на пепелище вырос
С окнами в лучистое раздолье.

Солнцем августовским накалены,
Бревна зажелтели, словно свечи.
Лесом окоренным просмолены,
Опьяняют Дарьюшкины плечи.

От любви и бабьих пересудов
Я хожу хмельной уже неделю.
Ныне обо мне толкуют худо,
А давно ли охали-жалели.

Мне-то что:
Поговорят и бросят, —
По бревну топор гуляет злее.
А вот Дарье —
Что ни день — подносят
Стопочку ехидного елея.

Зыркнув глазом, шепчут:
— Ты слыхала,
Твоего-то видели в столице!

Горемыки-бабы,
Разве мало
Горюшка на выжженной землице?!

Суды-пересуды —
Лишь начало,
Дарью не такое ожидало!

Женщины знали, что ли?
Слух обернулся былью:
Мне будто в рану — соли,
Как топором по крыльям.

Кто-то орал натужно:
— Дарья, встречай армейца! —
Разом колючей стужей
Мне захлестнуло сердце.

Дарья с лицом иконным
Рядом с безруким мужем.
В карих очах бездонных
Зреют любовь и ужас.

Я и Евгений
  сидим на бревне.
Курим,
Молчим и курим.
Как перед штурмом,
Как на войне,
Курим да брови хмурим.

Всякое было:
Бивали меня,
Сам не скупился на сдачу.
Тут же
Только дым без огня —
Экая незадача!

Женька без рук,
Будто кряжистый пень, —
С этаким наработай!
Пристально смотрит в закатный день,
Соображает что-то.

Вдруг повернулся,
Подался ко мне,
Черти в глазах заиграли.
Вилами недругов этак к стене
Прадеды припирали.

— Поговорить вот хочу с тобой, —
Он процедил невнятно,
— Не возражаю,
Спор любой
Лучше драки, понятно.

Женька привстал
И невпопад,
Словно для протокола:
— Надо к учебе пристроить ребят,
Отдал бы сруб под школу!

Я сплюнул окурок:
— Да в срубе ли суть?
Думал, о деле будешь!.. —
Женька с усмешкой:
— О Дарье забудь,
Аль, может, мне руки добудешь?..

Ловко придумал:
Хотя и без рук,
Хватка — рукастому впору!
Понял я Женьку:
Поладим не вдруг —
Сдвинь-ка такую гору…

Что ж, будь по-твоему, —
Говорю, —
Дарья — баба с мозгами…
Сруб ребятишкам под школу дарю
Со всеми его потрохами.

Только, начальник, ответом уважь:
Помнишь, перед войною,
Спор первомайский неконченный наш?..
Это не ты ли…
На карандаш,
Чтоб посчитаться со мною?

Женька поморщился:
— Кто ж задает
Этакие вопросы? —
Он ухмыльнулся,
С лесины встает.
— Дай-ка еще папиросу…

И зашагал.
А я стою.
Ухмылка — как штык под ребра.
И снова у пропасти на краю —
В былое гляжу недобро…

Обронила Дарьюшка слово,
То не слово —
Переспелое зерно:
— Мне от Женьки, словно от былого,
Не уйти с тобою все равно.

Не уйти!.. —
И дрогнули ресницы,
Тихо бросили прощальную зарю…
Мне и ныне ожиданье снится,
Будто снова с Дарьей говорю.

Так вот и осталась ясноликой
Без платка у пахоты стоять.
Оплетал я словом-повиликой
И такое загибал —
  честная мать!