Маргарита Агашина - Бабья доля (сборник)

Какой он был? Он был весёлый.
В последний год перед войной
он только-только кончил школу
и только встретился со мной.

Он был весёлый, тёмно-русый,
над чубом – красная звезда.
Он в бой пошёл под Старой Руссой
и не вернется никогда.

Но всё равно – по переулкам
и возле дома моего
идут солдаты шагом гулким,
и все – похожи на него.

Идут, поют, ровняют плечи.
Ушанки сдвинуты на бровь.
И первый снег летит навстречу —
и чья-то первая любовь.

Над площадями Волгограда
опять метелицы кружат.
Двадцатилетние солдаты
двадцатый год в земле лежат.

А на земле, воспетой в песнях,
над волжской медленной водой
поднялся город – их ровесник —
великий, светлый, молодой.

Он потому велик и светел,
что в час бессмертья своего
они – в огне, сквозь дым и пепел —
таким увидели его.

Уже он в травах, по-степному колких,
уже над ними трудятся шмели,
уже его остывшие осколки
по всей земле туристы развезли.

И всё идет по всем законам мира.
Но каждый год, едва сойдут снега,
из-под его земли выходит мина —
последний, дальний замысел врага.

Она лежит на высохшей тропинке,
молчит, и ждёт, и думает своё.
И тонкие отважные травинки
на белый свет глядят из-под неё.

По ней снуют кузнечики и мушки,
на ней лежат сережки тополей,
и ржавчины железные веснушки
её пытались сделать веселей.

Она жадна, тупа и узколоба.
И ей не стать добрее и земней.
Её нечеловеческая злоба
так много лет накапливалась в ней.

Добро и зло кипят, не остывая.
Со смертью жизнь сражается века.
И к мине прикасается живая,
от ненависти нежная рука.

Потом ударит гром над степью чистой —
и отзовётся эхо с высоты.
И на кургане шумные туристы,
взглянув на небо, вытащат зонты.

Они пойдут по этой же тропинке
и даже не заметят возле ног
усталые дрожащие травинки
и след тяжелых кованых сапог.

Пускай себе идут спокойно мимо!
Пускай сияет солнце в синеве!
Ведь жизнь – есть жизнь.
И все солдаты мира
и молоды, и бродят по траве.

Я о Франции думала —
с детства, наверно:
там, в какой городок ни придёшь,
все мужчины добры,
как герои Жюль Верна,
все мальчишки смелы, как Гаврош!

…Над Дижоном весеннее солнце
и весенних небес чистота,
и, от солнца сощурившись,
смотрят дижонцы
на кусок костромского холста.

А на нём – не тревога, не горе,
не развалины прошлой войны —
волгоградское небо,
волгоградское море,
волгоградские души видны.

Я сегодня особенно рада:
не бомбежку, не смерть, не бои —
посмотрели дижонцы
в глаза Волгограда
и увидели думы свои.

А на свете весна.
Распускаются липы.
А на свете, куда ни пойдёшь,
все мальчишки отважны,
как Саша Филиппов —
мой земляк,
волгоградский Гаврош.

С давних пор, застенчивых и милых,
у кого в России ни спроси,
именами пташек сизокрылых
величали женщин на Руси.

За терпенье, верность и осанку
и за то, что до ночи в труде,
звали их «лебёдушки», «касатки»,
звали их «голубками» везде.

Я сегодня думаю о многом.
…В сапогах солдатских, все в пыли,
по земным недевичьим дорогам
наши «чайки» к космосу пришли.

Был их путь не лёгок и не краток:
в Польше, на Дунае, у Карпат
на подбитых крыльях плащ-палаток
русские касаточки лежат.

Но вдали от грозного металла,
нам на счастье и назло врагу,
маленькая Чайка вырастала
на высоком волжском берегу.

Выросла! За Родину готова
в бой, и в труд, и в дальние края…
Здравствуй, Чайка – Валя Терешкова!
Здравствуй, гордость женская моя!

Когда бы всё, что нам хотелось,
вершилось в жизни без труда,
с лица земли исчезла б смелость,
которой брали города.