Сергей Городецкий - Избранные произведения. Том 1

Что надо вам? — Открой скорей!
Кому открыть? — Открой!
Не смеет дочь открыть дверей,
И прянул вольный рой.

Пробит висок. Коса в крови.
Ушли. Стучат часы.
Часы летят, считай, лови!
Бегут часы трусы.

Сидит старик во тьме дневной,
Сквозь тьму на труп глядит.
Часам кивает сединой,
А в ставни дробь стучит.

Стучит, дробит клочки минут,
Добить, добить слепцов!
Кто жив, сюда! — Кто жив, тот тут.
Слепцы из мертвецов.

Ой, сестрицы-водяницы, леший — брат, огневики!
Погодите, подождите зажигать, вздувать костер
Там над кручей, возле тучи, у текучи, у реки:
Я закован, я прикован, я в плену у трех сестер.

Как и первая, Крикуша, затомила мой полон
Грудой каменных, высоких, тупооких коробов.
Как второю, Немогушей, я в одежды заключен,
Мягких складок шелест гадок, хуже каменных оков.

Как и третья, Отвыкая, не пускает пуще всех,
Уцепилась, притянула — завязаю в волосах.
Братья, сестры, подождите соучастника утех:
Вот сейчас сорву полоны, долечу в единый мах.

Леса вековые сосновые,
Луга зеленее зеленого
И неба лазурью вспоенного,
Края, засмеяться готовые,
Нежно-лиловые.

Стволы, побуревшие в летах,
Гордые ржавыми латами,
И между стволами лохматыми,
В дальних просветах,
Вразброд
Рабочий народ.

Шапки надвинуты, вскинуты
Лица вспотевшие.
Все одной радостью двинуты.
Все восхотевшие
Счастья свободного.

Мира негодного
Путы истлевшие
Будто бы скинуты.
Пестрыми массами
Движутся, движутся,
Густо на просеки нижутся.
В городе дымном
Станками, машинами, кассами
Дух искалечен.
В труде заунывном
Голод всегда обеспечен.
Рокот, и грохот, и вой
Фабрики, пóтом и кровью живой
Там, за спиною.
Сердце зарделось
Весною.
В леса захотелось,
На волю —
Услышать про новую долю.

Гулко текут по оврагу
Морем шумливым,
Скованы дружным порывом,
Снова и снова
Пьют заповедную брагу
Воздуха, воли, лучей.
Слова, кипящего слова,
Смелых речей!
Смолкло. Над желтым обрывом
Оратор…

Мать родимая, тебе я эту книгу отдаю,
Потому что разумею душу вольную твою;
Потому что знал и знаю, как томилась в жизни ты,
Как стихия, мне родная, все рвалась из тесноты;
Здесь поведать захотел я дикой воли голоса,
Что в плену уразумел я, что напела мне краса;
Здесь любовь я исповедал к вечной женской глубине,
Обернулся зорким оком к близкой сердцу старине;
Здесь я снова стал ребенком, нежным, тихим и твоим,
И опять в напеве звонком явлен Бог с лицом благим.
Дар прими и помни: в сыне ожила душа твоя.
Этой книгою отныне пусть живу на свете я.

Мне тяжело, как в первый день,
Как в первый день ночного горя,
Когда впервые бросил тень
Закат на даль земли и моря,

Я сон вулканов услыхал,
Вокруг себя разливших лаву
Среди со дна подъятых скал
На первозданную дубраву.

Я под разливами огня
Услышал свист горящей глины,
И свет теперешнего дня
Мне темен, как лучи лучины.

В глухое сердце не гляди,
Оставь расколотую душу!
Всё круче горы впереди,
Я бурей мчусь и скалы рушу.

И прорывая тяжкий путь,
Когда-то вырвусь на приволье!
Или, разбив о камни грудь,
Умру, зальюсь людскою болью.

И вот опять совсем один,
Как в чисто поле занесенный
Напором мощным древних льдин,
Седыми мхами опушенный,

Валун, осколок темных скал,
Гранитов севера глухого,
Чью силу в землю закопал
Разбег налета ледяного.

Лежит, проникнув в чернозем,
И глубже каждый год врастает.
А солнце движется кругом,
И ветер с посвистом летает.

Да синий ворон припадет,
Как на скалу высот родимых,
Где пропасть в пасть свою зовет
Бессильной яростью томимых.

Хоть бы распасться и истлеть!
Да нет, крепка судьба гранита:
Покуда солнцу землю греть,
Его твердыня не разбита.