Гамзат Цадаса - Мудрость

Не лучше ль деловых расчетов холод,
Чем жар артиллерийских канонад?
Держать в руке удобней серп и молот,
Чем шашку иль винтовочный приклад.

Оружье жрет людей, народы губит,
А серп и молот кормят род людской;
И что нужней, что люди больше любят,
Доказывать нет нужды никакой.126

Но в тех ума, конечно, очень мало,
Кто, лжи своих господ поверив вновь,
На мельницу обжоры-капитала,
Как воду, лить свою согласны кровь.

Под знамя жизни, мирной и счастливой,
Большевики не потому зовут,
Что сами слабосильны иль трусливы:
Природа их – свобода, мир и труд!

Мне за семьдесят, я старик,
Но родился дважды на свет:
Старой жизни закон я постиг,
Новой жизни увидел рассвет.

Мне знакомы народов дела,
Голова недаром в снегу,
И добро отличить от зла
Я без помощи всякой могу.

Много слышал я слов на веку, —
Всех дороже мне, старику,
Большевистский призыв: «За мир!»
С ним вступили мы в новый мир.

Мир! Свобода и братство в нем,
И покой и богатство в нем,
В нем единство смелых людей —
Слова нет честней и добрей.

Есть ужасное слово – «война».
В нем печаль и тревога слышна,
В нем рыдание вдов и сирот,
В нем проклятье из рода в род.

Сыновей не рождает война,
Сыновей поедает она,
Жадный враг никогда не сыт —
Так народная мудрость гласит.

Дагестанский обычай таков:
У бодливых, глупых быков
Отрезать острия рогов, —
Есть рога и у наших врагов.

В дагестанских горах и в степи
Держат злых собак на цепи:
Нам такие же цепи нужны
Для зачинщиков новой войны.

Пусть, друзья мои, расцветут
В нашем доме наука и труд.
Пусть венчает наш дружный дом
Знамя с молотом и серпом.

Ну, а ежели скажет враг:
«Откажитесь от мирных благ!» —
Что мы станем делать, друзья,
Как поступит наша семья?

Повернемся к врагу спиной?
Нет у нас привычки такой!
Покоримся? Вспять побежим?
Мы делам не учились таким!

Встанем, братья, мошной стеной
Вкруг России, отчизны родной,
Мы, советские люди, сильны,
Ибо мир сильнее войны.

В наших сутках есть ларцы,
Их всегда двадцать четыре, —
Собираются туда
Нашей совести созданья.
В полночь ясную, когда
Тишина в подлунном мире, —
Отопри их и взгляни,
Каковы твои деянья.

Сколько там никчемных дел,
Сколько важных, настоящих,
Сколько добрых и дурных,
Сколько тусклых и блестящих?
Заслужил ты похвалу
Иль достоин укоризны?
Сколько сделано тобой
Для народа, для Отчизны?

В нем сто домов, в ауле Кахаб-Росо.
Меня к себе влечет он вновь и вновь.
Здесь вырос ты, певец сладкоголосый,
Здесь, в сакле, началась твоя любовь.

Голубка села только что на крышу.
Еще в тени крыльцо твоей Муи.
Здесь ты мечтал. Мне кажется, я слышу:
Звенят напевы страстные твои.

Здесь ты стоял, а полдень был
дождливый.
Муи косила сено в забытьи.
Ты в хижину ее вступил, счастливый:
Мол, я промок, нельзя ли мне войти?

И по ночам, по крышам с пандурою,
Как джинн, бродил ты, не боясь упасть.
Порой голубке, голубю порою
Ты изливал тоскующую страсть.

О, если с пандуры сорвав оковы,
С горящих уст – прошедшего печать,
Ты ожил бы, и в день свободный, новый
Свою любовь ты мог бы воспевать!

Ты плакал о цветке недостижимом,
А мы тебе вручили б тот цветок.
Твои глаза, что застилались дымом,
Увидели бы времени поток.

На письменах поэзии народной
Ты, горец, вывел золотой узор.
Ты держишь знамя песни благородной,
Возлюбленный Муи, любимец гор.

Еще о славном мастере в печали
И в трауре аварское перо.
Еще слова любви не зазвучали,
Как у тебя, так нежно и остро.

Ты мост любви построил для народа,
Для юношей воздвиг любви дворец,
А сам скитался ты без права входа,
Гонимый и страдающий певец.

Стальное сердце было у подруги:
Его не сжег огонь любви твоей.
Как удержался тонкий стан упругий
Пред мощной бурею твоих страстей?

Ты стрелами пронзаешь наши души:
Как мягок взлет, а попадает в цель!
Вошли твои слова в сердца и в уши, —
Не знали горы строк таких досель.